Ополченцы - Алексей Дягилев
— Сколько на этот раз завалил? — Спрашиваю я у него.
— Сегодня мало. Из первого подбитого никто не выбрался. Со второго четверо, но двое горели. Которому башню оторвало, так из него вылезло всего двое. Ну, и из последнего только один в верхний люк выкарабкался, но там и остался.
— Молодцы. Командуй тут, а я к себе, как бы эти затейники чего не удумали. — Вовремя тут эта тридцатьчетвёрка заглохла, если бы не она, тут бы нам и карачун. Взвод танков, против десятка пехотинцев с зажигалками, это если бы сразу в лес убежали, тогда может быть и спаслись, а если бы остались, то нас бы даже и не заметили, походя смахнули из пулемётов и, не останавливаясь, двинули дальше. Когда я залез на своё место в башне, то над лесом взлетела зелёная ракета, правда одна. Значит атаку отбили, но есть проблемы.
Наступившая тишина длилась недолго, минут через двадцать по левому флангу начинают работать миномёты, а по нам пушки, и судя по всему трёхдюймовки. Так что зовём в танк дядю Фёдора и, закрыв все люки, ждём окончания налёта. Судя по сериям разрывающихся снарядов, пушек всего две, но и нас тут горстка, так что потеря даже одного бойца, будет не фатальна, но чувствительна. Я верчу командирскую панораму, и наблюдаю за окружающей обстановкой, не желая прозевать противника, и кое-что углядел, всё-таки я предполагал, куда надо смотреть, да и фрицы почему-то расслабились.
Немецких корректировщиков я разглядел хорошо, они расположились на опушке леса, в полукилометре от нас, так что один осколочный, я для них не пожалел, а после удачного попадания снаряда, заряжающий выпустил в ту сторону один диск из пулемёта. Чисто на всякий случай, чтобы никто не ожил. Артиллерийский огонь по нам сначала стихает, а потом и вообще прекращается, значит попали удачно, и теперь можно перекурить и немного расслабиться. Нам повезло, а вот основному отряду доставалось, миномёты не замолкали ни на минуту, то снижая, то усиливая интенсивность стрельбы, ответить им было нечем, так что была только надежда на глубокие окопы. Зато то место откуда могли стрелять трёхдюймовки, я вычислил, правда, сделать с ними ничего не мог, да и о точном расположении пушек, я мог только догадываться. Арта располагалась за лесом, примерно в километре от нас, так что накрыть её, можно было только навесным огнём, и была бы у нас гаубица, и хотя бы полсотни снарядов, тогда мы бы показали фрицам «кузькину мать», а вот из стоящей в танке Ф-34 с настильной траекторией, стрелять было бесполезно. Нет, дальности бы хватило с лихвой, и достали бы даже на прямой наводке, но сначала нужно было прорубить в лесу просеку, длиной полкилометра а может и больше, а потом стрелять. Фрицы же скорее всего вели огонь из лёгких пехотных орудий, так что свои снаряды они перекидывали через лес без проблем, но и нашему танку на них тоже было похиг, я больше боялся за пехоту.
Затишье у нас продолжалось недолго, всего с полчаса, как раз когда слева от нас раздалась ружейно-пулемётная пальба, немцы возобновили артподготовку по нашему клочку леса. Пока фрицы молчали, мы времени зря не теряли, закидали наш БОТ еловым лапником, а в том месте, где танк проделал просеку, посадили спиленные деревья. Хитрость конечно не велика, но хоть какая-то маскировка, так что хотя бы не сразу заметят, а если и заметят, то может и не разберут, что это такое, танк или пушка. С одного я узнал у заряжающего, как они докатились «до такой жизни», или доехали до этого места. Как рассказал мне Витёк, до реки они добрались удачно, и хоть и была ночь, но ехали с открытыми люками, да и «танки грязи не боятся». А вот дальше… Передний люк пришлось закрыть, и механик ехал вслепую, следуя только командам командира, сам брод был узким, да ещё и располагался не под прямым углом к берегу реки, а шёл немного наискосок. Естественно этого никто не знал, и вместо того, чтобы повернуть влево, водила принял вправо, а когда в танк начала просачиваться вода, и он стал погружаться всё глубже, то запаниковал, и дал по газам. Пяти сотен лошадок двигателю хватило, чтобы танк выскочил из реки, и врубился в лес, но потом что-то противно заскрежетало, и уперевшись в сосну, машина встала. На все попытки завестись, движок так и не отреагировал, поэтому механ озвучил версию, — что горючка кончилась. Остальные танки переправились нормально, пустив вперёд «проходимцев» со слегами, комбат приказал оставаться на месте, и охранять машину, сказав, что пришлёт тягач, когда соединится с основными силами бригады.
— А где тогда остальные члены твоего экипажа, Витя? Раз ты говоришь, что машина не на ходу. — Спрашиваю я у танкиста.
— Так они в тыл ушли… Совсем. — После недолгого раздумья признался он.
— А ты почему не пошёл? Ведь звали небось.
— А я тутошний, из-под Наро-Фоминска, и у меня там семья, вот я и решил, дать свой последний бой на подступах к городу. Подумал, если я здесь даже десяток фашистов уничтожу, всё нашим легче будет. Может и отобьются, а там глядишь и вспять погонят.
— А что же ты мне тогда наврал, про свой экипаж?
— Так и вы мне всей правды не сказали. Товарищ сержант. — Выделил он голосом моё настоящее звание.
— Ладно, уел. Надеюсь, ты не собираешься сгореть в танке, как Джордано Бруно на костре за свои убеждения. Я это к тому, что если нас подожгут, то надо будет делать ноги отсюда.
— Теперь уже нет, мой план мы уже перевыполнили, так что пожить ещё хочется, да и «долги» супостатам отдать.
— А вот это правильно, так что ещё повоюем. — И мы повоевали. В конце концов, гансы пристрелялись, и осколки всё чаще молотили по броне. Маскировку, скорее всего, тоже сорвало, так что прикрыв панорамный прицел броневым колпаком, наблюдаю через телескопический,
