Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин

* * *
Собрав сумевшие, переправиться на левый берег разрозненные подразделения, прославленный маршал Франции Мориц Саксонский следующим полуднем снял осаду и увел свои войска в сторону Льежа. Враг оставил поле боя. Генерал Пьер де Беранже пленён, д’Альбер герцог де Люин убит. Маршал фон Левендаль тоже. А мог бы жить. Победа полностью за нами. Но, для признания её мне потребовался суточный переход в возвратном направлении.
Винить Морица в трусости было бы напрасно. Я точно знал, что к нему, как и ко мне прискакал вестовой из Ахена. Там срочно возобновились переговоры, и их участники срочно пошли на перемирия с отводом всех иностранных сил от голландской крепости. Из – за вмешательства «страшных русских» война могла затянуться, и «союзники» заявили, что «французы готовы принять все ваши требования». Графу Головкину с князем Голициным и бароном Берхголцем удалось нашу вчерашнюю победу хорошо подобрать. Фридрих ещё закинул французам приманки на будущее приватно. Для того же, чтобы и англичане с голландцами их приняли полностью, пришлось вернуться в Ахен и предъявить свой аргумент размером в сорок тысяч победителей, вдохновлённых и желающих повоевать дальше. Так что, за нами признали исключительные права в Курляндии, перепала нам и пара «нейтральных» тропических островов в Вест-Индии и Галапагосы, и право на открытые нами Аляску, южные антарктические острова и земли, на Восточную Австралию и Новую Зеландию, а также на отрытые фактории южнее тридцать восьмой южной параллели в Америке. Англичанам, голландцам, французам эта щедрость не стоила ничего. Жирные куски перепадавшие по договору Испании в Европе от Австрии примирили и её к осени с нашими пограничными к их колониям приобретениями.
* * *
ВЕСТ-ИНДИЯ. ОСТРОВ ТОБАГО. НОВАЯ МИТАВА. 10 (21) сентября 1748 года.
– Флаг Российской Империи поднять!
Стройные ряды солдат на площади и матросов на кораблях стояли по стойке смирно. Вдвое большая толпа колонистов напротив флагштока тоже подобралась. Местные с интересом наблюдали за представлением новых поселенцев. Не эти первые, ни они последние. Здешней вольнице уже кого только не приходилось прогонять. Но, двести штыков при пяти орудиях, да еще три шестидесяти пушечных фрегата, остужали патриотические порыва тобагцев. Против такой силы не попрёшь. Но, военные не долго же здесь будут квартировать. Здесь их и поселить то кроме кораблей негде.
– Флаг Императорской Русской Южной Компании поднять!
– Равнение на знамя!
Капитан бригадирского ранга Овцин отсалютовал знамени со всеми вместе. Он уже не первый раз на Тобаго. Заходил в Первую Антарктическую экспедицию. Теперь вот назначен генерал-губернатором. Аборигенов он здешних знает и понимает. Дмитрий Леонтьевич и сам по молодости куролесил. С пиратами он разберётся. Они ещё не знают, что весь год каждый месяц корабли сюда и в Петропавловск на острове Святой Лукии будут доставлять с материалами и поселенцами. Уже вечером из местных камней и привезённого леса на холме начнут форт воздвигать. И церковь. Империя и Компании намерены прочно занять на Карибах место.
Часть вторая
Сердце из стали
Глава 7. Опала и ссылка
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. БОЛЬШАЯ ПЕРСПЕКТИВНАЯ УЛИЦА. БАШНЯ УНИВЕРСИТЕТА. 03 ноября 1748 года.
– Михайло Васильич, – с досадой попрекал я Ломоносову, ворвавшись в его кабинет, – ну, как ты мог допустить!
Ректор Императорского Санкт-Петербургского Университета изумлённо смотрел на меня и не понимал, о чем речь.
– Государь…
– Как ты не досмотрел, а⁈ Ты же сам по доносу сидел!!! – продолжал я НАЕЗД.
– Здравствуйте, Ваше Императорское Высочество… – начал отмирать русский гений, уловив ветер и суть.
– И вам не хворать, дорогой вы наш Михайло Васильевич! Зубы мне не заговаривай тут! – прервал я наметившиеся титулование меня полным титулом, что случалось, когда наш гений опять где-то накосячил. Но, нет, я не дам спрыгнуть с темы. – Миша, какого чёрта, а?
– … Фёдорович, – всё же попытался съехать в сторону Ломоносов, – а, мы тебя завтра ждали.
– И что?
– Вот обсервацию на башне сделали.
Молодцы! Мне из Старого Итальянского Дворца все их здешние достижения видно. Моей волей стал Университет рядом. На самой Большой Перспективной. Тут в моё время была гостиница «Москва». Останавливался я в семидесятые в ней пару раз. Знал от местных что вода никогда не будет сюда доходить.
– Хвалю! – продолжаю давить. – Вернёмся к сути вопроса. Так что с Миллером? Кто донёс из Университета?
Лицо Ломоносова застыло в недоумении.
– Так, Фёдорович, – отвечает мне он с обидой, – он же Отечество наше осмелился поносить!
– Миша, чур на тебя! В науке поношения Бога или Отечества нет! Не согласен – возражай, приводи аргументы, спорь! Опыты ставь, источники ищи!
– Так он же так повёртывает, что, мол, у нас славян своей истории и не было вовсе! – уже увереннее говорит Ломоносов, но вроде без обиды.
– А ты другое докажи! Возьми его метод и докажи! – продолжаю ректора строить, – дыба не прибавит науке правды, да ты, вообще, не должен был его ареста допустить!
– Э-э-э…
– Я зачем Устав Академический пробивал? – чтобы твои профессора самого Шувалова, главу Тайной канцелярии, на дыбе просвещали? Вы сами тут вопрос должны были решить!
Насупился. Думает.
Вины его конечно в случившемся нет. Как частного лица. Сам он донос, конечно, не писал, не организовывал. Но, мог же хотя бы попытаться остановить! И ладно бы не уследил. Университет большой, склок много. Он уследил! И попустительствовал сему непотребству! Это ж надо, сдать научного оппонента в госбезопасность! Ничего не меняется на Руси. Из века в век… Впрочем, в Европе не лучше. Даже в Святую Инквизицию сдавали.
Миллер, конечно, с варягами переборщил. Но, не погрешил нигде против «Повести временных лет». Источник тот ещё, конечно. Мягко говоря. В начальных датах Рюрика вообще сомнительный, но, другого нет.
Чего я взъелся? Ну, помимо сдачи ими коллеги-учёного в «подвалы Лубянки»? А с того, что фантазия у наших доморощенных учёных-историков очень богатая, они и на народные сказания будут опираться, лишь подогнать результат под эти свои фантазии и представления. А мне не нужны тут былины вместо официальной истории Государства Российского. Истории, написанной под моим чутким