Золотая лихорадка. Урал. 19 век - Ник Тарасов

— Это не просто золото, Андрей Петрович, — подхватил Степан, и его глаза горели трезвым, расчетливым огнем. — Это власть. Чистая, концентрированная власть. С такими деньгами мы можем купить все. Инструмент. Провизию. Людей. Мы можем купить молчание урядника и даже самого Аникеева.

— Можем, — согласился я. — Но покупать — значит признавать их власть над нами. А я хочу такое, где мы будем сами себе хозяева.

— Сын мой, — заговорил Елизар, и его тихий, гулкий голос заставил нас замолчать. — Ты нашел великую жилу. Но чем богаче жила, тем больше хищников она привлекает. Дым вашего костра виден издалека, а слухи летят быстрее дыма. Скоро сюда придут гости. Незваные.

— Я знаю, отец, — ответил я, глядя в темноту, туда, где за стеной леса прятался поселок.

Глава 10

Я смотрел в темноту, туда, где за стеной леса прятался поселок, и слова Елизара гулким эхом отдавались в моей голове. «Скоро сюда придут гости. Незваные». Старик был прав. Успех первого дня был яркой вспышкой, но теперь, когда эйфория прошла, наступил холодный расчет. Наше маленькое золотое пятно на карте тайги было слишком ярким, чтобы его долго не замечали.

— Они придут, — глухо подтвердил я слова Елизара. — И будут бить в самое слабое место.

— В какое же? — напрягся Игнат, его рука легла на рукоять ножа. — Людей у нас мало.

— Не в людей, Игнат. Они ударят в наш порядок, — ответил я. — Посмотри на нас. Мы — горстка людей, у которых вдруг появились деньги. Что делает обычный старатель, намыв немного золота? Правильно, идет в кабак и пропивает его. Что делает артель, наткнувшись на жилу? Начинает рвать ее, забыв про сон и еду, пока половина не свалится от усталости и хворей. Они ждут, что мы поступим так же. Ждут, что мы передеремся из-за добычи, сопьемся, ослабнем. И тогда нас можно будет взять голыми руками.

Степан и Елизар молчали. Мои слова были не откровением, а констатацией жестокой правды их мира.

— Наша главная защита — не топоры и не ружья, которых у нас нет, — продолжил я. — Наша защита — это сытый, здоровый и трезвый работник. С завтрашнего дня мы начинаем жить так, будто уже готовимся к осаде.

На следующее утро, когда поляна наполнилась стуком топоров, я собрал всех. Мои артельщики, окрыленные вчерашним успехом, работали с лихорадочным рвением. Но это был порыв, эмоция. А мне нужна была система.

— С сегодняшнего дня обновляем порядок! — объявил я громко, и все уставились на меня в немом непонимании. — Шлюз будет работать без остановки, с утра до вечера. Две смены. Первая — с утра и до полудня. Вторая — с полудня и до вечера. Десять часов работы на человека, не больше. Будете меняться. С обязательными перерывами на отдых и еду. Степан составит график.

Повисла тишина. Они переглядывались, не понимая.

— Как это — десять часов? — первым нашелся Петруха. — Да нас приказчик за такую работу на смех бы поднял! Работать надо, пока светло!

— Приказчик поднимал бы на смех, потому что ему плевать, свалишься ты от усталости или нет. К нему на твое место завтра придет другой дурак, — отрезал я. — А мне не плевать. Мне нужен не измотанный за неделю каторжник, а сильный и здоровый работник, который и через месяц, и через год будет в строю. Уставший человек — плохой работник. Запомните это.

Затем я подозвал к себе жену Елизара, Марфу.

— Матушка Марфа, — обратился я к ней с поклоном. — С этого дня ты у нас главная по хозяйству. Твоя задача — чтобы в котле всегда был кипяток, а к обеду и ужину — горячая еда. Продуктами обеспечим. За твой труд — доля, как у любого старателя.

Женщина вспыхнула, опустила глаза, но в ее взгляде я увидел не только смущение, но и гордость. Елизар одобрительно крякнул. Я не просто дал ей работу. Я признал ее труд равным мужскому, старательскому. В этом мире это было немыслимо.

Артель загудела, как растревоженный улей. Но это был гул не протеста, а обсуждения. Мои правила ломали все их представления о жизни, но где-то в глубине души каждый из них чувствовал: в этом есть смысл.

Система заработала. Шлюз гремел с утра до вечера, увеличивая нашу добычу. Люди, работая меньше, успевали больше. А регулярная горячая еда и полноценный отдых творили чудеса. Через неделю моих артельщиков было не узнать. Исчезла землистая бледность с лиц, в движениях появилась уверенность. Они меньше кашляли, реже жаловались на боль в спине. Они начали смеяться. Этот звук, редкий гость в поселке, здесь, на нашей поляне, стал раздаваться все чаще.

Накопленное золото жгло мне руки. Это был наш капитал, наша кровь, и его нужно было пустить в дело. Я призвал к себе Игната. Мы отошли к ручью, где шум воды скрывал наш разговор. Я высыпал на кусок кожи примерно треть нашего запаса — увесистую горку сияющего песка.

— Твоя задача, Игнат. Пойдешь в поселок. Один.

Он кивнул, его лицо было непроницаемо.

— Что купить?

— Первое — провизия. Мука, соль, крупа. Бери с запасом, на месяц или два. Второе — инструмент. Еще топоры, пилы, лопаты. И обязательно — буравы и скобы. Мы строим крепость, а не хижину. Третье, — я понизил голос, — зайдешь к лекарю. Если он есть. Если нет — к бабке-знахарке. Мне нужен йод.

— Йо-од? — он споткнулся на незнакомом слове.

— Скажешь, настойка для заживления ран. Коричневая, вонючая жидкость в склянке. Скажи, для меня. Что я, мол, в этих снадобьях разбираюсь. Скорее всего, это будет настойка на дубовой коре. Дай ему за это не песком, а серебром. И вот еще что, — я посмотрел ему прямо в глаза. — Ты идешь туда не просто как покупатель. Ты идешь как разведчик. Слушай. Смотри. Кто что говорит про нас? Не следят ли за тобой? Запомни каждое косое слово, каждый подозрительный взгляд. Нам нужно знать, что о нас думают.

Игнат молча ссыпал золото в кожаный кисет, спрятал его за пазуху.

— Будет исполнено, командир.

Он ушел на рассвете, а я