Барон фон дер Зайцев - Андрей Готлибович Шопперт

Однако к одной из полос Иван Фёдорович успел подойти и увиденное его покоробило. Там крестьянин пахал сохой. Такая палка кривая. Ну, две палки кривые. На концы палок надеты большие наконечники для копья. И эта вспашка скорее рыхление верхних пяти сантиметров почвы напоминала, чем вспашку. Опять же сорняки. Это ужас ужасный. Так запустить землю нужно мастерство иметь. Подорожник, мать-и-мачеха, овсюг, полынь, лебеда, осот, пырей. Виднелись розовые головки клевера. Одним словом, все известные науке сорняки дружно росли на пашне. Чегось тут можно вырастить, кроме проблем.
С этим нужно было бороться. У управляющего Иоганн узнал, что это земля не крестьянская, а его, ну, отца, и Отто собирается там весною горох сеять.
— Останови, пусть не пашет. Угнисос плуг делает, если сажать горох только весною, то можно ведь немного подождать?
— Ох, Иоганн, лучше бы ты вредил родичам и окружающим как раньше. А сейчас боюсь я твоих новых выходок. Какие-то разорительные они. Может, лучше опять Герде червей в карман передника накидаешь?
— Может и накидаю, а эту полоску пока не пашите. Да, а у нас есть баршина?
— Что есть? Какая барсинья?
Нда, а как это будет по-немецки?
— Ну, крестьяне должны сколько время на отца бесплатно отработать?
— Конечно. Два дня в неделю, — обрадовался знакомой теме Отто Хольте.
— Пусть завтра человек десять подойдёт к этой полосе. С мотыгами.
— Зачем? Ох, Иоганн…
— Хер Отто! Завтра десять человек с мотыгами. Яволь?
— Приедет герр Теодор с войны, я ему всё про твои художества расскажу. Правда, лучше бы ты бесёнком оставался.
— Jawohl (Яволь)?
— Будет тебе завтра десять человек, и я сам приду посмотреть, что за новую шалость ты задумал.
Сегодня утром, перед тем как идти к Матильде, Иоганн вывел десяток взъерошенных перепалкой с управляющим смердов к этой полоске и ткнув в неё баронским указующим перстом повелел:
— Товарищи! Нужно прополоть её, от сорняков избавить. Всю эту нечисть нужно вырвать или срубить и в кучи на меже сложить.
— Вона как?
— Вона чё?
— Вона кака заковыка?
— Вона…
Чего там ещё «вона», Иоганн слушать не стал вырвал мотыгу у ближайшего взъерошенного и пошёл тяпать будущую семеноводческую станцию. Не дошёл. Обобранный мужик отобрал у бесёнка мотыгу и пошёл мотыжить, за ним и остальные потянулись. Получалось это у жителей Русского села споро. И Иоганн пошёл вполне удовлетворённый к Матильде. В руке нёс предпоследний талер и мешочек на полкило копорского чая — первую партию соратниками Герды изготовленную. Вечером он её уже опробовал. Ну, далеко до хорошего крепкого чая. Другой вкус. Взвар. Но пить приятно, и на самом деле уснул, как будто выключателем щёлкнули, едва голова подушки коснулась. Если удастся уговорить ведьму продавать успокаивающий отвар, то хоть немного можно будет отсрочить скатывание в финансовую пропасть.
Событие двадцать четвёртое
Черная точка в конце дороги быстро стала превращаться в полоску чёрную. Ещё чуть и стало видно, что это десяток телег неспешно движется к замку. При этом возничие не едут на передке телеги, а бредут рядом. Видимо перегружены повозки. А ещё к каждой телеге по лошади сзади привязано, а то и по две.
Уже через пять минут Иоганн узнал и коней, и людей, что при виде пацана остановили лошадей и сами встали, головы свесив, и дорожную пыль внимательно решившие рассмотреть. Около первой телеги стоял жмуд по прозвания Леший. Он бы и сам мог телегу спокойно тащить. Здоровый плотный с огромной гривой нечёсаных белых, какого-то неестественного оттенка волос. Чуть ли не зеленью отдающих.
— Беда, Иоганн, — вышел из-за его спины их второй конюх Георг. Утром он ушёл в Кеммерн, как раз по поручению Иоганна, чтобы чертёж передних колёс поворачивающихся для инвалидной коляски передать Угнисосу.
Вид возниц и без того говорил, что беда. Это были телеги, лошади и люди из обоза, что уходил с его отцом. И вместо трёх десятков их было всего двенадцать и главное, телеги были полны мешками с продуктами. А три просто завалены доспехами. А сколько прошло-то? Дней восемь? Или семь даже? Нет, восемь всё же.
— Что случилось?
Леший на жемайтском стал взахлёб рассказывать. Нда, оказывается, три урока у святого отца, знатока местного языка из барончика не сделали.
Георг положил руку на плечо Лешего.
— Он говорит, что в двух днях пути от Мемеля на них напали ночью восставшие и с ними были литвины. Много, несколько сотен. И у большинства луки. Твой брат Александр погиб сразу, получил стрелу в горло. А твой отец барон Теодор и твой брат Gregor (Грегор) вскочили на коней без доспехов и повели воев в атаку. Они рубились, как настоящие богатыри из ваших сказок, но литвин и восставших было слишком много. Сначала стрелами закидали Грегора. Но ратники убивали и убивали врагов, и те попятились. Но легче от этого не стало. Никто не успел вздеть броню и стрелы подлых литвинов несли с собой тяжёлые ранения или смерть. Вскоре был убит и барон Теодор. Воины продолжили теснить литвинов и восставших, загоняя их в реку, около которой был разбит лагерь.
От стрел досталось и лошадям, и обозникам. Больше половины было убито. И тогда произошло чудо. Перун стал поджигать врагов огнём, а Семён, возглавив пятёрку целых ещё воев организовал новую атаку. И побежали литвины. И начали тонуть в реке. И всех их перебили воины барона Теодора.
— И где они? Где все? — Иоганн не верил в этот рассказ, какая-то былина.
— Все были сильно поранены стрелами. Четверо умерли по дороге и семь возниц ещё. В живых остались только Перун и десятник Семён. Они сейчас у Матильды. Она всех выгнала и их лечит. Перун в жару весь. Я сам его видел. Красный и мокрый. А Семён без чувств лежит. Крови в бою много потерял, Матильда говорит.
— А это что все выжившие? Из тридцати подвод? — блин, вот это сходил батянька за шерстью. Нет, никаких родственных чувств, сыновней там и братской любви к барону Зайцеву и его старшим сыновьям Иван Фёдорович не питал. Но вот так внезапно стать практически сиротой. Да чего практически, настоящим сиротою стать в чужом мире, где он ничего толком не знает. Как тут наследуют⁈ Что теперь будет с баронством? В Московии сейчас поместная конница.