Тень Долгой зимы - Игорь Семенов
— Но как так случилось, что обычное ядерное испытание привело к извержению сверхвулкана? — спросил тогда Коля Смирнов, одноклассник Тони. — Ведь даже в Сети пишут, что вероятность такого стечения обстоятельств составляла тысячные доли процента!
— Если уж ты изучал этот вопрос, то должен знать и официальную точку зрения на этот счет, — грустно усмехнулся географ. — Вероятнее всего, место взрыва было не случайно выбранным, а тщательно рассчитанным…
— Но кому могло понадобиться совершить такое? — удивленно спросила Таня Зайцева. — Ведь, спровоцировав извержение, они уничтожили сотни миллионов человек во всем мире!
— Вряд ли они ожидали именно что извержения, — ответил учитель. — Конечно, мы не можем этого точно знать — все причастные к тому делу люди давно мертвы, а документы уничтожены. Но, вероятнее всего, организаторов испытания интересовал вопрос воздействия атомных взрывов на тектонические процессы… Однако результат превзошел все их ожидания.
Потом Тоня спрашивала на этот счет деда — и тот подтвердил. Да, именно такая точка зрения считается наиболее вероятной. Более того, сам лично он уверен в этом на все сто процентов.
— Но знаешь, Тонь, что неприятнее всего осознавать? — вдруг спросил дед.
— Что? — удивилась девушка.
— Что в значительной мере именно Долгая зима спасла нашу страну…
— Спасла? — шокированно произнесла девушка. — Но от чего?
— От «застоя», — усмехнулся дед. — От привычки считать, что социализм у нас в стране победил окончательно и бесповоротно, и возврат к капитализму принципиально невозможен. От все больше и больше распространявшейся бесхозяйственности — когда люди начинали считать, что страна у нас богатая, так что не надо беречь ресурсы…
— Но как же тогда раньше, в войну…
— При товарище Сталине боялись, — заметил дед. — Знали, что за раздолбайство, за головотяпство можно и этой самой головы запросто лишиться… И лишались ведь! Посмотреть хоть на судебные дела тех времен. Да, было немало идейных врагов и вредителей… Но как бы не чаще того судили за развал работы, безответственность, бесхозяйственность, нецелевое использование государственных средств. Или, например, за казнокрадство… Ведь не перевелись еще те люди, кто любил путать государственный карман со своим личным… Долгая зима стала тем «фильтром», что очистила советское руководство от тех перерожденцев, кто мог угробить не только советскую страну, но и саму советскую идею. А, заодно, научила людей бережно относиться к ресурсам…
Да, отчасти про это Тоня знала и из книг и даже фильмов… Да, было всякое… И зерно с овощами гноили в хранилищах. И выбрасывали на свалки, сжигали то, что можно было применить с куда большей пользой. И списывали в металлолом годные изделия, боясь завысить процент выхода готовой продукции выше плановых показателей. А то вдруг завтра повысят плановые показатели, а в новой партии уложиться в них не получится?
А вспомнить тот «расцвет» национализма, что произошел в первые годы Долгой зимы? Когда буквально из всех щелей полезла наружу нацистская нечисть, и вдруг даже немало людей, изображавших себя верными последователями дела Ленина-Сталина, оказывались скрытыми врагами? Особенно в Средней Азии, в Прибалтике и на Западной Украине… В некоторых республиках, можно сказать, советскую власть пришлось устанавливать заново.
Да, Долгая зима вскрыла целый ворох проблем, которые в иных обстоятельствах еще долгие годы могли бы остаться незамеченными… И кто знает — чем бы все это, в конце концов, закончилось? На этот счет, к сожалению, ответа у Тони не было… Как не было, наверное, и ни у кого другого во всем мире. Даже если взять те же книжки-"альтернативки", то тория СССР без Долгой зимы всегда выглядела светлой и прекрасной… Светлой мечтой…
Глава 4
Последнюю неделю перед экзаменами учителя гоняли всех в хвост и в гриву, консультации увеличились по продолжительности до двух с половиной часов и проводились даже в воскресенье, когда у них поставили химию. Все одноклассники Михаила на нервах, боясь, что плохо сдадут экзамены — и только они с Викой были спокойны как удав. Для них это все пройдено уже в прошлой жизни. А уж сколько потом экзаменов было…
— Теперь-то я понимаю, почему ты тогда так спокоен был, — когда они уходили с последней консультации по математике, вдруг сказала Вика.
— В смысле? — не понял Михаил.
— Да вдруг вспомнила тот раз, — ответила девчонка. — Как мы также идем с консультации, я вся трясусь, что завтра экзамен… А тебе хоть бы хны! А сейчас вот и сама себя примерно также вот чувствую.
— Нам ли бояться каких-то школьных экзаменов? — грустно усмехнулся Михаил.
— После Долгой зимы уже сложно чего-то бояться, — немного помрачнев, согласилась Вика.
А дальше понеслось… Один экзамен за другим, один за другим. Но вот пронеслись и эти дни — и, собравшись вместе, 'пролетарские' обсуждают прошедшие экзамены. Все уставшие, но довольные… Лишь для Михаила с Викой все эти экзамены прошли словно не всерьез, как-то мимолетом. И вот уж все уже чувствуют себя взрослыми, не какими-то пацанами и девчонками. Весело делятся впечатлениями о прошедших экзаменах — и уже никто словно и не помнит, что еще совсем недавно боялся экзаменов.
— Ну рассказал я ей — а вижу, морщится что-то Васильевна. — говорил Семка. — Думаю уж, хана мне! Тройбан вкатит… А тут она меня вдруг про свойства серной кислоты! Ну я и разошелся…
— Ага, — хмыкнул Петька. — Ты ж ее свойства на личном опыте изучал…
— А то! — изобразив важный вид, произнес Семка. — С тобой же вместе химичили! Ну и получил я все же четвертак…
— Да херня эти экзамены! — презрительно махнув рукой, говорил Тоха. — Больше пугали…
— Ага, — соглашаясь с ним, авторитетно заявил Петька.
— А ведь закончили мы школу! — вдруг произнес Леха.
— Ага, — согласилась с ним Вика. — Совсем закончили…
— Ничего! Не ссым, пацаны! Нам еще дохера работать — буржуям сраным во всем мире п…ей навешивать! — изобразив героически-целеустремленное лицо, произнес Леха, и все чуть не покатились со смеху.
— Ну ты выдал! — чуть отсмеявшись, произнесла Катька.
— Скажет партия навешивать — значит, навешаем! — ухмыльнулся Семка. — Как дед мой белякам навешивал!
И хоть такой настрой Михаилу в целом нравился, также было и в его мире… точнее, в обоих мирах, но… Вспоминалось и другое. И воспоминания эти словно двоились… Вот первый мир, где он жил в первой своей жизни.
