Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский
Мало кто слышал о терекеме, крохотном тюркоязычном народе, живущем в Турции и на Кавказе. Еще меньше знают об их оригинальном промысле – утиной охоте на искусственных озерах. Сами ловцы о нем помалкивают: он давно признан браконьерским. Но если смелый человек отправится в лес возле терекеменских селений Падар и Берикей, среди лиан и колючек он увидит длинные земляные валы. Это – ловушки. В основном заброшенные. Старинный промысел переживает не лучшие времена. Однако стоит ударить морозам покрепче – и терекеменцы снова не спят ночами, вслушиваясь в шорох крыльев, плеск и кряканье, причем не только ради добычи.
– Утиные ловушки – престижно, этнический маркер, – утверждает питерский антрополог Михаил Солоненко. – Главное в них не прибыль, а социальный статус. Показать, что семья – древняя и уважаемая.
Мы уходим все дальше, перебираемся через ручьи по кривым бревнышкам и через узкие арыки – по аккуратным мосткам из покрытых дерном труб. Замаскированный схрон появляется внезапно. Убежище ловца уток похоже на длинный шалаш. С одной стороны он открыт, с другой слегка поднимается над высоким валом – границей пересохшего квадратного пруда шириной около тридцати метров. Если его обойти, видно другое точно такое же убежище.
Между ними – арык, по которому поступает вода. Тонкие прутики перегораживают его, отфильтровывая мусор и гнилушки. На противоположном валу – отверстие для слива. В мороз не замерзают только проточные водоемы, поэтому к ловушке всегда ведет хитроумная система каналов от ближайшего ручья или родника. В межсезонье их обычно перекрывают, и пруд высыхает. Ловушку готовят загодя, в августе, – косят траву, приводят в порядок арыки. Занимает это около недели. А используют ее в феврале, в самые морозные зимы, когда обычные озера и даже море вдоль берега замерзают. Голодные утки ночью летят с Каспия на сушу. Одна из них замечает привлекательное незамерзшее озерцо, изобилующее кормом – каждый день ловцы щедро сыплют в него пшеницу. Вдоволь наевшись, довольная кряква на следующую ночь возвращается не одна. Через неделю на пруд опускается уже целая стая.
Водная гладь – надежная защита от хищников. Поэтому утки не любят приближаться к суше. Но вот зерна в центре ловушки съедены, а к берегу ведет такая вкусная пшеничная дорожка… По ней птицы приплывают к овальной подводной яме возле устья арыка, наполняющего пруд. Ее глубину определяет самый опытный мастер. Сделаешь чуть больше – утки побоятся нырять, чуть меньше – улетят прежде, чем ловушка захлопнется. На берегу свернута длинная сеть. Согнутые ветви орешника приподнимают ее над землей, чтобы ячейки не смерзлись в снегу. Край сетки привязан к проволоке, конец которой уходит в тот из двух схронов, который этой ночью с подветренной стороны.
С вечера там затаился хозяин ловушки. Но сперва он оправил сеть, подмел веником следы и аккуратно вытащил деревянный штырек-предохранитель от случайного срабатывания. Смотровых отверстий в шалаше нет. Да они и бесполезны – ночью стаю разглядеть сложно. Ловец ориентируется только на шум. Наконец характерное бульканье возвещает, что осмелевшие утки подплыли к берегу и дружно ныряют в углубление, доставая со дна зерна пшеницы. Тогда он изо всех сил дергает палку, к которой прикреплена проволока. Сеть разворачивается, вылетает на пять-шесть метров и накрывает стаю. Теперь птиц можно брать голыми руками.
Один удачный «улов» – около сотни уток. Говорят, в старину пернатых было так много, что терекеменцы за ночь ухитрялись сделать несколько заходов и поймать до пятисот крякв. Сыплют зерно и делят добычу (вычтя из нее «подарок» леснику) пропорционально доле в ловушке. Она не подтверждена ни единым документом, ведь и сам промысел незаконен. Поэтому порой между сельчанами вспыхивают распри, грозящие перерасти в кровную вражду.
Терекеменец Гасанхан (все имена изменены) давно расстался с деревенским прошлым и стал солидным горожанином. Однако много лет назад ему как старшему сыну перешла отцовская доля – половина крупной ловушки на уток в лесах под Падаром. Второй половиной вскладчину владели четыре человека. Промыслом Гасанхан не занимался с юных лет, да и не хотелось отлеживать бока на морозе – проще сходить за мясом в супермаркет. Поэтому он отдал ловушку в долгосрочную аренду семье односельчан. Те исправно привозили изрядную долю добычи – трехлитровые банки, в которых были засолены по пять-шесть крякв. Жена их ставила на полки рядом с помидорами и огурцами. В последнее время «дань» поступала все реже. Гасанхан не беспокоился – в городе у него были дела поважнее. Но вот из села дошел слух, что арендаторы объявили ловушку своей. Этого он стерпеть не мог. Дело было не в добыче и не в деньгах. Под угрозой оказался престиж тухума. Гасанхан взял сына, вооружился и приехал в село. На годекане он публично заявил, что этой зимой впервые за десятки лет они будут ловить уток сами. Бывшие «арендаторы» уходить отказались. Стало ясно, что столкновения не избежать…
В Падар мы приехали с Адизом, сыном Гасанхана. Автомобиль с трудом протиснулся мимо грузовика со щебенкой – разбогатевший выходец из аула за свой счет прокладывает асфальт. На нас оглядывались сельчане – смуглые, с густыми усами. Непохожие на жителей соседних аулов.
– Здесь всегда качаги жили. Дерзкие, по-вашему, – гордо рассказывает Адиз. – Недавно ремонтировал дедовский дом – схрон с гранатами нашел. Когда хан дань собирал, только наша улица не платила. Чуть что, убегали в леса. А когда в Дагестан ваххабиты пришли, мы перекрыли дорогу и никого из чужаков сюда не пускали.
Угроза радикализма здесь не пустой звук. Из соседнего терекеменского селения Берикей шестнадцать молодых ребят уехали в Сирию. Жизнь крестьянина тяжела. Вдобавок гнуть спину на поле многие мужчины по старинке считают унизительным. Вот и поддаются на уговоры вербовщиков.
– Конечно, охота на уток – браконьерство. Но что делать тем, кто не смог уехать в город? Ни заводов здесь, ни предприятий доходных. Разве что на рынке торговать, как знакомый учитель истории. Часть зарплаты еще недавно выдавали зерном, словно специально, чтобы в воду сыпать. Летом спасают огороды, зимой – ловушки.
В селении уток промышляет большинство мужчин. Но рассказывать об этом готовы немногие. Даже между собой до самой весны терекеменцы добычу не обсуждают – примета плохая. Хвастаются тихонько, через месяцы после охоты. Благо запаса вкусной соленой утятины хватает надолго.
Адиз подзывает родственника, чей
