Россия и Европа - Николай Яковлевич Данилевский
Случается слышать, что это Filioque не изменение Символа, а только лишь дополнение его. Но что же это значит? Дополнение есть один из видов изменения. Изменение может быть сделано, сколько мне известно, только тремя способами, или тремя видами этого родового понятия, но и не менее, как этими тремя: опущением, замещением и дополнением. Все эти три вида изменений могут, смотря по своему содержанию, одинаково изменять или только букву, или самый смысл изменяемого. И опущения и замещения могут быть так же точно невинны и несущественны, как дополнения могут быть важны и существенны. Например, дополнение в том же члене Символа слова «истинного» будет столь же несущественно, как и опущение его (если бы оно находилось в первоначальном тексте). Можно пойти еще далее. В Символе есть слова: «света от света», поставленные для пояснения рождения Сына от Отца. Если бы это уподобительное пояснение и было какой-нибудь местной церковью опущено, то, полагаю, существенного изменения смысла Символ не потерпел бы. Ересью такой пропуск, во всяком случае, нельзя бы было назвать, а только формальным нарушением заповеданной неприкосновенности его. Так же точно можно бы, без сомнения, и заменить некоторые слова Символа другими, хотя, может быть, и менее обозначительными, но без существенного изменения его смысла. Но если бы кто вздумал сделать во 2-м члене дополнение, совершенно аналогическое со сделанным в 8-м латинянами, сказав про Второе Лицо Св. Троицы: «иже от Отца и Духа Святого рожденного», как это и спрашивает Фотий в окружном послании к восточным патриархам, – какого рода было бы это дополнение: изменяющее лишь букву или и самый смысл Символа? Из этого очевидно, что изменение в форме дополнения может быть столь же существенно, как и в прочих формах: опущения и замещения.
Из логической последовательности частей Символа очевидно, что о каждом Лице Св. Троицы сначала устанавливается внутреннее отношение его к другим Лицам, а затем доля его участия в спасении рода человеческого. Так и о Третьем Лице говорится о вдохновении Им пророков и о подобающем Ему поклонении, а прежде этого, конечно, об Его отношении к другим Лицам; а если это так, то одинаковыми ли будут понятия православия и Римской церкви об отношении Лиц Св. Троицы между собой? Слишком явно, что не одинаковы. Следовательно, смысл Символа изменен в самом его содержании, а не в букве только. Если бы в Символе вовсе ничего не говорилось о внутреннем отношении Третьего Лица к другим Лицам, если бы там было лишь сказано: «и в Духа Святого, Господа животворящего… с Отцом и Сыном спокланяема и славима…», то латинская формула могла бы считаться только дополнением (правильным или неправильным – это другой вопрос), а не изменением его по смыслу и содержанию. Теперь же изменение по содержанию неоспоримо, ибо нельзя ведь требовать, чтобы ко всякому утверждению прибавлялось во избежание недоразумений и отрицание всего, могущего противоречить этому утверждению, то есть нельзя требовать, чтобы было сказано: только, единственно от Отца исходящего, ибо если что утверждается, то тем самым уже и отвергается все несогласное с этим утверждением. Иначе ведь и конца бы не было формулировке веры, которая должна быть возможна краткой и сжатой.
После этого ответ на 2-й (а по нашему счету на 3-й) вопрос является сам собой как результат ответа на два первых. 3-й (2): «Слово Filioque, прибавленное к первоначальному тексту Никео-Константинопольского Символа, содержит ли в себе непременно ересь?»
Да, содержит непременно, потому что относится не к букве Символа, а к смыслу и содержанию его.
Но как же согласить с этим выставляемые г. Соловьевым в свою пользу столь высокоавторитетные слова Филарета Московского, не хотевшего произнести суда над Римской церковью? Г. Киреев в ответе своем приписывает это тому, что сочинение покойного митрополита, на которое указывает г. Соловьев, было издано еще задолго до Ватиканского собора. Мне кажется, что и в этом нет надобности. Осуждения не хотел он произнести по христианскому смирению, тем более что высокочтимый голос его мог бы считаться отголоском самой церкви, – по смирению, правило которого в этом отношении выражено так незабвенным Хомяковым в его катехизическом учении о церкви: «Так как церковь земная и видимая не есть еще полнота и совершение всей церкви, которым Господь назначил явиться при конечном суде всего творения, то она творит и ведает только в своих пределах, не судя остальному человечеству, и только признавая отлученными, то есть не принадлежащими ей, тех, которые от нее сами отлучаются». Позволительно думать, что сказанное митрополитом Филаретом имело ближайшее влияние на приведенные слова Хомякова, так как и там проведена та же мысль.
И при суде над обыкновенным преступником, если он даже не отрицает дела им совершенного, не считая его противозаконным, а напротив того, с горделивой смелостью выставляет его деянием похвальным, он все-таки не считается виновным, а только обвиненным, и по фикции невинным, пока не произнесен приговор тем, кто к тому призван. Но, однако же, хотя и удерживаются от произнесения над ним осуждения, тем не менее все считают деяние его преступлением и не позволят себе совершить его. Так и тут, воздерживаясь от обвинений Римской церкви в ереси, не судя ее, мы можем и должны судить самих себя, то есть думать, что не можем последовать учению ее именно из опасения стать повинными в ереси. Мы не осудим Римскую церковь, заклеймив ее названием ереси, как не призванные к суду, но можем и должны опасаться именно как ереси тех отклонений от православного учения, которые допустила Римская церковь.
Впрочем, как бы сильно кто ни выражался об этом предмете, сильнее выразиться он не может, чем сам папа Иоанн VIII в письме к Фотию, которое приведем здесь: «Нам известны неблагоприятные слухи, которые были вам переданы на наш счет и на счет нашей церкви; вот для чего я хотел объясниться с вами, прежде даже, чем вы бы мне об этом написали. Вам небезызвестно, что ваш посланный, объясняясь с нами о Символе, нашел, что мы соблюдаем его, как первоначально получили, не прибавляя к нему и не опуская ничего, потому что знаем то наказание, которого заслуживает тот, кто дерзнул бы коснуться до него. Итак, чтобы успокоить вас насчет этого предмета, который сделался для церкви поводом к соблазну, мы объясняем вам еще раз, что
