"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Константинович Гладков

22 апреля

Днем на репетиции «Наташи» (сцена кулацкой вылазки). Но при повторении все идет не так блестяще, как когда В.Э. это ставил. Тогда он один наполнял своим темпераментом сцену, а сегодня была ленивая толпа растренированных, скучающих актеров. От огорчения ушел до конца.

Полвечера ждал звонка Маши и сидел дома, но она не позвонила. Зато позвонил Эраст и позвал побродить. Пошли, шлялись и, после нескольких пивных, забрели в Дом Актера. Там шел какой-то диспут, и с трибуны что-то сладко и велеречиво вещал Таиров. Эраст, уже здорово пьяный, стал кричать ему разные гадости, и я еле увел его в фойе, но там упустил на минутку, и он, выйдя на балкон, начал мочиться с 4-го этажа на улицу Горького.

Перед этим он мне рассказал, что александринцы послали письмо в «Правду» с требованием снять с экранов «Женитьбу». Конечно, м.б., письмо и не напечатают, но с другой стороны, все возможно. Бедняга Э.П. — ему сильно не везет.

24 апреля

Вчера в «Правде» две полосы к годовщине ликвидации РАППа. Резкая статья Юдина об Авербахе и его приспешниках: Киршоне, Афиногенове и Бруно Ясенском, чье имя, кажется, впервые появилось в бранно-разоблачительном контексте. В «Известиях» в подобной же статье рядом с Киршоном лягнули и Мейерхольда, хотя все знают, что не было у авербаховской группки более непримиримого врага, чем В.Э. Я прочитал это только вчера вечером и не знаю, читал ли это В.Э. до репетиции. Может быть, нет: он был сравнительно спокоен. И вообще в проработочной кампании и лихорадке «бдительности» вновь обострение после некоторого короткого затишья. Вчера на собрании писателей В.Вишневский произнес речь с «запросом» правлению ССП о деятельности Киршона, «связанного с троцкистом Авербахом». Вот как оборачиваются литературные споры о драматургии «с потолком» или «без потолка». Они в данное время могут закончиться низким потолком лубянских подвалов. «Литературная газета» в корреспонденции из Ленинграда сообщает об «активе» в Ленгосиздате. Но там имена «врагов» все те же: «контрреволюционер Корнилов», Бескина, Горелов, Майзель... <...>

25 апреля

В театре отменен спектакль и идет просмотр «Наташи» — без единого полного прогона!

Трагический вечер!

Спектакль шел с шести вечера до трех ночи с невероятными антрактами. Монтировка не готова. Это уронило темп спектакля, сместило ритмы, и даже более-менее удачные куски прошли плохо. Как можно было идти на это?

В зале были все свои и много чиновников из Реперткома.

Я перед началом не ждал ничего хорошего, но то, что было, превзошло все худшие предположения и ожидания. Не надо долго искать слов — это был настоящий провал...

Сейчас еще нет сил подробно описывать все это: нервность и упрямый наигранный оптимизм В.Э. (нет, не могу поверить в его слепоту!), истерики З.Н., которую дважды отпаивали водой и валерьянкой, ехидное злорадство Голубовых и Белиловских и иже с ними, растерянность друзей В.Э., бездарность исполнителей, которые все оказались ниже уровня самых плохих репетиций; тупую подавленность мою и Плучека, которого я притащил, чтобы проверить себя (Валя не верил моим рассказам и опасениям: ему казалось до этого, что я преувеличиваю).

Пришел домой под утро словно избитый: физически болит все тело — должно быть, реакция на нервное напряжение. Да, я оказался полностью прав, но, черт возьми! — как бы я предпочел ошибиться!

Что будет? Отложат премьеру надолго и заново станут репетировать? Но возможно ли это психологически после этого страшного вечера? Откуда взять сил и веру в возможную удачу?

26 апреля

Утром, придя в театр, сказал Боголюбову (он, кстати, вчера тоже был ниже всякой критики, хотя до этого иногда репетировал неплохо): «У меня такое чувство, будто мы вчера напились и так набезобразничали, что сегодня мне не хочется никому смотреть в глаза». Он ответил, что у него точно такое же чувство…

Все ходят как пришибленные. В оценке вчерашнего все единодушны: провал.

Смутные слухи о том, что З.Н. заболела. Премьеры 7-го не будет и когда будет (и будет ли) — неизвестно. Никакие репетиции не объявлены. Опасаюсь самого худшего — суровых административных выводов о театре... Хуже всего, что я знаю давно (и не я один) — все причины этого несчастья, все его корни, но был бессилен предупредить. Бессилен перед той инерцией непонимания, легкомыслия, наивной хитрости, которые заставили В.Э. пойти на этот просмотр, и что в конечном счете может быть объяснено, увы, как это ни унизительно, только роковым влиянием З.Н.

28 апреля

Вчера вечером позвонил Плучек и со смехом рассказал, как он по телефону спросил Штока о пьесе Киршона (ТРАМ электриков поставил «Большой день», но сейчас, в острой для Киршона ситуации, они не знают, выпускать ли спектакль). Шток так испугался, что повесил трубку, ничего не ответив. Но смешного тут мало. Исидор дружил с Афиногеновым, участвовал в его «семинаре», подписал договор на киносценарий вместе с Киршоном и т.п. и, конечно, может опасаться, что проработчики приплетут и его к «авербаховской шайке». А с этим шутки плохи. Звонок Любы Ф.68 Она грустит. Говорит, что встретила на улице Я.Смелякова, вернувшегося из ссылки, и он довольно уверенно говорил ей, что «снова всплывает». Не очень подходящее сейчас время для бывших ссыльных. Он дружил с Павлом Васильевым, объявленным «врагом народа». Я его помню с осени 29-го года, с кружка начинающих поэтов при «Комсомольской правде». Он там мало читал, а больше слушал, и лисьи черты его остренького лица еще как-то не определились. Я, наоборот, читал много. Однажды как-то он провожал меня до дому. Потом он перешел в кружок литературных ударников при «Огоньке», а я перекинулся в театральную журналистику. В нем всегда была смесь наглости и угодливости. Но человек он способный. Рассказывают, что закончился срок ссылки и у Мандельштама.

Утром дома: читаю и пишу. Завтракаю, как обычно, разведенным в холодной воде консервированным какао и хлебом. У меня несильный насморк и немного болит горло.

Начал писать «Красную площадь»69. Вероятно, у меня самый трудный сюжет в мире: полное отсутствие внешнего действия и резких конфликтов: настроения, детали, тонкости, психология...

Днем захожу в ГосТИМ. В.Э. после просмотра в театре не показывался. Спектакли «Дамы» заменяются другими: значит, слух о болезни З.Н. верен. Колеблюсь — не позвонить ли мне к В.Э. домой, и решаю не звонить. Я вроде как оказался прав со своим письмом, и именно потому З.Н. вряд ли будет приятно меня видеть.

Днем на собрании драматургов в СП. Это захватывающе интересно, как роман...

Ночью