Вся история Петербурга. От потопа и варягов до Лахта-центра и гастробаров - Лев Яковлевич Лурье
Идея заключалась в том, чтобы перейти к системе «император царствует, но не управляет». Фактическая власть, согласно замыслу, должна была находиться в руках Верховного тайного совета. Оставалось выбрать члена семейства Романовых, который согласился бы на такую сделку. Идеальным кандидатом показалась племянница Петра I Анна Иоанновна.
Анна Иоанновна многие предшествующие годы находилась в бедственном положении. Всеми забытая вдова герцога Курляндского, она униженно выпрашивала в Петербурге дотации на жизнь и имела романтическую связь с женатым человеком Эрнестом Иоганном Бироном.
Верховный совет предложил подписать ей «Кондиции» — документ, в котором были перечислены условия по ограничению монаршей власти: огромное содержание ей и ее двору, но фактическое неучастие в принятии решений и кадровой политике. Герцогиня Курляндская с радостью согласилась.
Меж тем слухи о «Кондициях» вызвали ожесточенные споры среди множества дворян, которые собрались в Москве по случаю коронования Петра II и после его смерти никуда не разъехались. Кто-то недоумевал: «А почему только Верховный тайный совет должен получить власть? Вот в Польше есть сейм, где представлено все дворянство». Другие, как, например, Феофан Прокопович, историк Василий Татищев и астраханский губернатор Артемий Волынский, говорили, что, мол, нечего копировать Запад, самодержавие — российская скрепа.
В результате к моменту приезда Анны Иоанновны в Москву «затейка верховников» уже была поставлена под большой вопрос. Сестра будущей императрицы Екатерина посоветовала ей «Кондиции» порвать, что Анна Иоанновна и сделала.
Она стала самодержавной императрицей, распустила Верховный тайный совет, репрессировала большинство его членов и других несогласных. Тем не менее устрашение могло оказаться недостаточным, чтобы полностью легитимизировать ее новое положение. Нужна была идеологическая платформа. Ею стал петровский реваншизм.
Абсолютная власть нужна была Анне Иоанновне, чтобы продолжать выполнять миссию, начатую ее великим дядей. Из Москвы, имеющей органическую связь с русской аристократией, обратно в Санкт-Петербург в 1731 году вернулась гвардия, а в 1732-м — и императорский двор. Существует мнение, будто бы на принятие такого решения серьезно повлиял Бурхард Христофор Миних.
В любом случае его подвиг оказался не напрасным. Все, что было сделано за несколько лет, императрица оценила по достоинству, и Миних стал одним из самых важных людей в аннинской России.
Анна Иоанновна во всех смыслах уступала Петру Великому. Ее политика сводилась по большей части к тому, чтобы не мешать уже запущенным процессам, не менять курс. В ее жестокое, несколько нелепое царствование семена, посаженные Петром, продолжали приносить плоды.
По-прежнему работали в России иностранные ученые. Вернувшиеся из заграничных поездок архитекторы строили планы по развитию столицы. Сын приглашенного Петром скульптора Карло Растрелли Франческо построил для Анны Иоанновны третий Зимний дворец. Словом, Петербург продолжался и достигал все новых успехов.
Власть русских императоров, начиная с Екатерины I и до царствования Николая I, держалась на штыках тогдашних силовиков. Гвардия, конечно, не была парламентом, но могла в любой момент действием выразить мнение российского дворянства. Чтобы угодить этому сословию, Анна Иоанновна придумала лазейку, позволяющую дворянину не начинать армейскую службу с чина рядового, а сразу стать офицером. В 1737 году в конфискованном у Меншикова дворце разместился Сухопутный шляхетский корпус — учебное заведение, дававшее одновременно общее и военное образование. Окончивший корпус сразу получал офицерский чин. Бурхардт Миних оказался основателем и первым директором нового учебного заведения.
Сделав блестящую военную карьеру в 1730-е годы, после смерти Анны Иоанновны Миних попал в опалу и провел 20 лет в ссылке в уральской деревне Пелым. Оттуда он несколько раз просил назначить его генерал-губернатором Сибири, что в конце концов и сделал Петр III, вернувший Бурхардта Миниха из ссылки в 1762 году.
Тому было уже 78 лет. После переворота Екатерины II бывший наемник принес ей присягу и получил под свое начальство несколько портов и построенный им больше 30 лет назад Ладожский канал.
Петр Еропкин: первый теоретик Петербурга
Есть несколько героев, чья роль в строительстве Санкт-Петербурга до сих пор не оценена по достоинству. Архитектор и градостроитель Петр Еропкин — один из них. Он происходил из очень старой, но обедневшей русской дворянской семьи, получил благодаря Петру I блестящее образование в Италии, стал автором первого генерального плана Санкт-Петербурга, но вместо почестей от императрицы Анны Иоанновны «удостоился» жестокой казни. В такой трагической судьбе отразилось противоречие, заложенное Петром I в саму идею Петербурга: царю, как мы уже говорили, нравились европейские технологии, но не нравились европейские свободы. Участь первого главного архитектора столицы доказала, что импортировать первые без вторых по меньшей мере затруднительно.
В 1716 году Петр Еропкин вошел в число молодых людей, которых называют петровскими пенсионерами. Царь организовал что-то вроде социальной программы: оплачивал дворянским юношам несколько лет обучения за границей с тем, чтобы они становились лучшими российскими специалистами в своих областях.
Покинув Санкт-Петербург, Еропкин прибыл сначала в Амстердам, оттуда — в город Ливорно в Италии. Видимо, большую часть своего обучения он проходил в Риме. Мы знаем, что он, по крайней мере, заезжал в Венецию и после всю жизнь оставался неравнодушен к этому городу. Кроме того, Петр Еропкин свободно владел французским языком, и это заставляет полагать, что Франция тоже оказалась частью маршрута его путешествия.
Довольно предсказуемо молодой человек не только осваивал технические знания и практические навыки, но и увлекся европейской культурой и гуманитарной мыслью. Он начал собирать библиотеку; в числе его любимых авторов, помимо великих зодчих, были Данте и Никколо Макиавелли.
Нет никаких очевидных свидетельств того, что Петр Еропкин за годы европейской жизни стал свободолюбцем или борцом за политические права. Однако его представления о мире обладали тем, чего были лишены они у его покровителя, — структурированностью и умением понимать причинно-следственные связи. Он, с одной стороны, пытался — и не без успеха — увидеть Санкт-Петербург как цельную систему, а не набор разрозненных фрагментов, которым он фактически был при Петре. В то же время для Петра Еропкина была подспудно очевидна и другая истина: европейская цивилизация своими достижениями была обязана в первую очередь системе отношений между государством и обществом, отличной от российской.
В Россию молодой человек вернулся в 1724 году. После того как он составил по просьбе Петра I проект Александро-Невского монастыря, царь пожаловал ему звание архитектора и полковника, которого до тех пор удостоился только Доменико Трезини. Трудно сказать, был ли такой жест справедливым или щедрым. Проект не реализовали из-за смерти императора.
После смерти Петра Еропкин
