Гафт и Остроумова. История любви - Михаил Александрович Захарчук
…Я бываю временами и, к сожалению, искренна до глупости. Податлива и уступчива. Приглашают на спектакль – иду. После спрашивают, ну как? Нет, чтобы отделаться общими фразами или актерским набором: «Великолепно, поздравляю!» А я говорю, что мне не понравилось. Ну, не могу кривить душой. Обижаются. Не люблю я также темнить вокруг себя и своей профессии, напускать на себя этакий флер таинственности. С удовольствием… не играю. Да, с удовольствием, и вовсе не из-за лени, или потому, что у меня двое детей, вечно времени не хватает. Просто в паузы работает мое сердце, душа трудится, накапливается что-то такое, что потом искрой вспыхнет в очередной роли.
Часто думаю о том, что вот известный профессор Герасимов восстанавливал облик людей прошлого по черепам. Так для этого же он придумал целую систему, которая во всем мире получила одобрение. А какой же системой, кроме, конечно, системы Станиславского, должна пользоваться я, чтобы мне зритель поверил? А если он мне все-таки поверил в театре, в кино, то какой груз ответственности в таком случае я взваливаю каждый раз на свои плечи? Вот здесь самая большая сложность профессии, а все остальное – легко. Хотя нет, не легко. Иногда думаешь: вот хорошо получилась у тебя сцена, надо закрепить это мгновение в памяти, в теле. А еще глубже подумаешь – нельзя так поступать! Правильную тропку в роли, ее общий абрис находить надо, и пользоваться ими можно, но нюансы, но интонации всегда должны видоизменяться. Это же театр, а не кино! Поэтому самое мое большое наслаждение в работе на сцене (я все-таки актриса театральная, что бы вы по этому поводу ни твердили), – это когда импровизирую, а партнер меня поддерживает.
Всякая новая работа начинается для меня с неуверенности. Говорят, что от отсутствия большого опыта. Возможно. Но что такое опыт? Всего лишь то, что получаешь вместо того, что хотелось. Как по мне, так с прежними сценическими наработками нельзя подходить к новому человеку (не люблю говорить «новому образу»). Бывает, увы, так, что в работе я теряюсь порой от какого-то пустяка, мелкой неприятности. Но в серьезной ситуации знаю, что не спасую. Умею соображать. Умею искать и находить пути к тому, чтобы исправить положение. Говорю же, во мне генетика работает. Если кого-то невзначай обижу – переживаю и стремлюсь поскорее объясниться. Не хочу «рвать страсти» ни на сцене, ни в жизни. Всегда стараюсь играть то, что не противоречит моей природе. Не всегда, правда, удается. Так ведь кому не известно, что наш брат, актер, в крепостной зависимости от режиссера.
…В кино, вы, наверное, правы, я снимаюсь мало. Здесь пока что моя лучшая работа – Женя Комелькова. По-моему, неплохо я сыграла и Василису (фильм Ирины Поплавской «Василий и Василиса» по рассказу Валентина Распутина. – М.З.). О «Любви земной» и «Судьбе» говорить не хочу и прошу об этом ничего не писать. Тут все очень сложно. В двух-трех вопросах и ответах ситуацию мы с вами все равно не проясним, а обсуждать такие вещи походя не люблю и рассчитываю на ваше понимание. Хотя о режиссере Евгении Матвееве могу сказать: прекрасный, просто замечательный человек. У нас были, скажем так, непростые отношения. Мы много спорили на съемочной площадке, но они для меня гораздо дороже, чем любовные и дружеские. Ну, что вы хотите, если он мне предложил: «Скажи, что хочешь сыграть, – все для тебя сниму». Могу добавить, что Матвеев – мужчина. Широкий, щедрый, надежный. В экспедиции мог всю труппу свести в ресторан. Вообще, тему личных отношений актрисы и режиссера мне бы тоже не хотелось углублять. Это, кстати, и Станислава Ростоцкого касается. А вас прошу написать, что у меня хороший муж, Михаил Захарович Левитин, театральный режиссер. И все».
Так, первый раз о творчестве Ольги Остроумовой я написал где-то в конце 1981 года. Отправил публикацию актрисе. Тогда она еще работала в Театре на Малой Бронной. Никаких «рекламаций» от Оли не поступило. Лет семь или того больше мы не виделись, не общались. А потом встретились по весьма нестандартному поводу. В тот раз передо мной стояла задача, сформулированная очень большим моим другом, редактором газеты Тихоокеанского флота «Боевая вахта» Юрием Отекиным, который, между нами говоря, к Остроумовой «сильно не ровно дышал». Так вот он просил: «Сделай мне большое полотно о самой красивой и самой обаятельной актрисе советского кино, но чтобы при этом было видно, что она не чурается человека в погонах. А для этого поставь в центр повествования ее лучшую, с моей точки зрения, роль Жени Комельковой. Я сколько раз смотрю ее и всегда затрудняюсь сказать, чего больше в этой красивейшей девушке, которой одинаково к лицу и белое бальное платье, и солдатская гимнастерка, – удали или женского обаяния, ненависти к врагу или доброты сердечной, душевной красоты или духовной силы. Знаю лишь, что с этой ролью наш советский кинематограф приобрел одну из самых колоритных фигур, полно раскрывающих подвиг народа в войне. Ну и заодно передай Ольге Михайловне, что во Владике есть такой лысый капитан первого ранга, ее преданный воздыхатель».
Все это я Остроумовой передал в юмористическом тоне, но вопрос поставил серьезный и ответ получил такой же:
– Оля, вот вы родом из исконно патриархальной семьи, где об армии и флоте, наверное, и слыхом не слыхивали. Как же вам удалось столь достоверно сыграть дочь кадрового военного – генерала?
– Сдается мне, что таких семей, которых бы не коснулось военное лихолетье, на Руси не было и нет в принципе. Все мы родом из революции и все – наследники победителей в минувшей самой страшной войне. Это не громкие слова, сказанные «по случаю». Это, по-моему разумению, очень крепкий и надежный фундамент подо всей Россией, которого не имеет больше ни одна другая страна в мире. Оттого они все и бесятся, глядя на нас и завидуя нам. Многие мои родственники, даже не могу сказать сколько их, воевали и погибли на той войне. А дядя, Сергей Алексеевич Остроумов, царствие ему небесное, был полковником Советской армии, кавалером шести боевых орденов. Как полагаете, легко ли было ему, сыну священника, стать офицером? Вот то-то и оно…
Очередная встреча с Ольгой Остроумовой случилась у меня в 1992 году на ставшей уже легендарной презентации женского номера журнала «Вестник
