Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин
Но партийная масса привыкла к дисциплине. Что скажет большинство, то и правда. Одна за другой районные организации признавали правоту большинства съезда. Под давлением эмиссаров из ЦК 8 января 1926 года руководителем Ленинградской парторганизации был избран Киров. В феврале на губернскую партконференцию приехали Молотов, Бухарин и Дзержинский. Теперь уже посланцев центра встречали восторженными аплодисментами. Лидеры оппозиции направлялись на работу в другие регионы. Зиновьеву и Евдокимову разрешалось приезжать в Ленинград только по личным делам. К середине апреля в распоряжение ЦК отозвали из Ленинграда 130 руководящих работников[286]. Их судьбу предстояло решить Сталину и Молотову.
Сергей Миронович Киров. 1920-е. [Из открытых источников]
7. Разгром левой оппозиции
Но теперь Сталин и Молотов не без тревоги наблюдали за сближением сторонников Троцкого и Зиновьева. Особенно беспокоил Зиновьев, известный мастер политической интриги. Сталин пишет Молотову: «До появления группы Зиновьева оппозиционные течения (Тр[оцкий], Ра[очая] оппоз[иция] и др.) вели себя более или менее лояльно, более или менее терпимо… С появлением группы Зинов[ьева] оппоз[иционные] течения стали наглеть, ломать рамки лояльности»[287]. Сталин подумывал использовать униженного Троцкого на вторых ролях как ценного специалиста. Но теперь тот нашел союзников и усилил натиск. Это нетерпимо, в условиях постоянной склоки ЦК не может работать.
Большевистская политическая культура была чужда согласованиям. Руководящее ядро могло работать только как единая команда, но эта команда подбиралась Лениным, и без него рассыпалась на враждующие группировки. Просто очистить руководство от несогласных было опасно – вместе с опальными вождями могли уйти сотни их сторонников, занимающих важные посты. Раскол партии означал и раскол государственной структуры, угрозу распада однопартийной системы. Сталин писал Молотову, что сначала нужно превратить Троцкого, Каменева и Зиновьева «в политических отщепенцев вроде Шляпникова»[288]. Под руководством Сталина и Молотова Секретариат перемещал сторонников оппозиции с места на место, чтобы нигде не дать закрепиться, обрести «команду» и реальные властные возможности. Сталин надеялся бить зиновьевцев и троцкистов по частям, но давление на оппозиционеров ускорило их сближение.
В борьбе с оппозиционерами Молотов любил переходить с принципиальных вопросов на личности. Оппозиционной деятельностью Троцкий и его товарищи занимаются, а прямые служебные обязанности не выполняют. На Политбюро 4 октября 1926 года он заявил, что от этого страдает работа в НТО ВСНХ, отчасти в Главконцескоме, в президиуме Госплана (зампреды Смилга и Сокольников). Молотов обвинил Троцкого в прогуле заседания Политбюро 30 сентября, якобы из-за того, что тот в этот день агитировал за оппозицию работников Рязанской железной дороги. Троцкий это заявление опротестовал: при рассмотрении дел Главконцескома в Политбюро он был в законном отпуске, а его заместитель Иоффе заболел. Троцкий признал вину только в том, что предоставил отпуск другому своему заместителю Скобелеву, не успев вернуться сам. А на хозяйстве оставался Сапронов (тоже, кстати, оппозиционер). Молотов в ответ написал развернутую жалобу на «прогульщиков»-оппозиционеров. Он сослался на письмо зампреда ВСНХ Э. Квиринга Троцкому от 4 октября, где утверждалось, что Лев Давидович перестал уделять внимание НТО и с июня не посещал заседания коллегии, а также не собирал в 1926 году комиссию по Днепрострою. А еще президиум Госплана иногда работал в отсутствие зампредов Смилги и Сокольникова, а там, о ужас – беспартийные специалисты без присмотра остались[289].
Новый удар Молотов нанес 5 октября – «Правда» опубликовала его речь на открытии курсов уездных партийных работников при ЦК ВКП(б), где он сравнил нынешний оппозиционный блок с августовским 1912 года, который Троцкий создавал для сохранения единства РСДРП против Ленина, взявшего курс на разрыв с меньшевиками. Сталин был доволен этой аналогией, наводившей на неприятные для Троцкого воспоминания: «Насчет „Августовского блока“ ты совершенно прав. Надо перепечатать не одну, а несколько статей Ильича, рассказав вместе с тем историю возникновения этого блока»[290]. Вскоре вышли соответствующие материалы в журнале «Большевик».
Но то дела прошлые, а вот в конкретной критике НЭПа левые оппозиционеры оказывались правы. Апрельский пленум 1926 года признал неудачи планирования, выразившиеся в преувеличении планов и по сбору зерна, и по экспорту, и по валютным поступлениям, и по капитальному строительству. Одно вытекало из другого – меньше хлеба и сырья – меньше строек, меньше строек – меньше техники и промышленных товаров, меньше дает промышленность – меньше хлеба продает село. Товарный голод. Всем нужны товары, но рынок не работает. Замкнутый круг.
Разорвать его могла индустриализация – создание передовой промышленности. Эту проблему должен был по докладу Каменева обсудить XIV съезд. Но там было не до серьезного разговора на эту тему. В апреле 1926 года уже по докладу Рыкова тему обсудил Пленум ЦК. Рыков считал необходимым рост промышленности по «затухающей кривой», то есть быстрый рост первоначально и более медленный потом, после рывка. Троцкий назвал эту идею «черепашьим шагом к социализму». Пленум ЦК признал, что «народное хозяйство подошло к концу восстановительного периода, использовав всю технику, доставшуюся от дореволюционного времени»[291]. Пока нет новой техники, не может быть и новых средств производства, готовых качественно повысить производительность труда, экономическую мощь страны и государства, уровень жизни трудящихся. Технику можно было бы купить на Западе, но в 1926 году экспорт СССР был меньше импорта – расширить покупки было не на что.
Алексей Иванович Рыков. 1920-е. [РГАКФД. 4–34755]
Экономические провалы 1926 года признавал и Молотов: «Мы рассчитывали… что урожай будет хорош, что в этом году мы обеспечим себя крупными хлебными заготовками, большим вывозом хлеба за границу и тем самым получим денежную иностранную валюту, получим возможность покупать за границей для нашей промышленности и сельского хозяйства то, что мы хотим. Мы рассчитывали, что урожай этого года обеспечивает нам исключительно быстрый темп развития нашей промышленности. Оказывается, мы тут кое в чем основательно просчитались»[292].
Раз правящая группировка просчиталась, оппозиция решила, что может предъявить ей счет. К июльскому пленуму ЦК и ЦКК оппозиционеры подготовили письмо 13-ти с критикой бюрократизма в партии: «Ближайшая причина все обостряющихся кризисов в партии – в бюрократизме, который чудовищно вырос в период, наступивший после смерти Ленина, и продолжает расти». В чем причина этой напасти? «Расхождение между направлением хозяйственной политики и направлением чувств и мыслей пролетарского авангарда усиливает неизбежно потребность в нажиме и придает всей политике административно-бюрократический характер»[293].
В ответ на обвинения во фракционности оппозиционеры разгласили страшную тайну о существовании «семерки». Пленум предпочел не поверить. Тем
