Чайковский. Истина русского гения - Евгений Александрович Тростин
«На пятнадцатое представление первого абонемента дана «Пиковая дама». Абонементы, боявшиеся уронить свое достоинство (а более всего по своему невежеству опасавшиеся прийти от чего-либо в восторг не к месту), весь первый акт держали себя страшно сдержанно. Потом они разогрелись, шумели, аплодировали, но все же лучших мест не поняли и не оценили. Повторить заставили дуэт Медеи и Долиной и аплодировали за арию Долиной, требовали повторения дуэттино пасторали, Мельникова песенки и хора игроков, но не настолько настоятельно, чтобы Направник их повторил. Фарфоровые группы хотя аплодировали, но не настолько, насколько они заслуживают. После второго акта и по окончании оперы вызывали шумно».
Пожав лавры в Петербурге, Чайковский отправился в Киев, где 19 декабря 1890 года также состоялось первое представление «Пиковой дамы». Очень заинтересованный успехом этой оперы в провинции, я взял с Петра Ильича обещание сообщить мне свои впечатления по поводу киевской постановки его оперы. Он исполнил обещание и прислал мне следующее подробное письмо:
«24 декабря 1890 г. Каменка, Киевск. губ.
Дорогой Владимир Петрович! Согласно данному обещанию, принимаюсь за перо, чтобы рассказать Вам, как была обставлена «Пиковая дама» в Киеве. Первое представление состоялось 19 декабря, но я принужден был вследствие усиленной просьбы артистов дождаться второго, и лишь вчера приехал в деревню к сестре, и, наконец, имею требуемый для письма досуг. В Киеве я был так поглощен репетициями, всякого рода приглашениями на обеды и вечера, что ни о чтении, ни о писании и думать нельзя было. Очень меня все это утомило, и до сих пор еще не совсем в себя пришел, а потому простите, если письмо будет не особенно обстоятельно.
Приехал я в Киев вечером одиннадцатого, а двенадцатого утром уже был на репетиции. Прежде всего меня поразили крошечные размеры сцены, а также сравнительно со столичным театром бедность, мизерность, теснота всей обстановки. Но зато на этой же репетиции я вынес отрадное впечатление от усердия, ревности, общего одушевления всего артистического состава, а также от примерного во всем порядка и от распорядительности главного двигателя дела, Прянишникова. Все партии были уже прекрасно разучены; в сценическом отношении Прянишников уже успел со всеми артистами отдельно и совместно с хором и фигурантами поставить оперу вполне. О некоторых подробностях сцены он недоумевал, как их поставить, и ждал моего приезда, чтобы узнать, как они поставлены в Петербурге. По возможности он поступал согласно с моими указаниями. На этой первой репетиции я исправил некоторые темпы, взятые дирижером Прибиком, и со следующего дня в течение пяти дней происходили очень тщательные, толковые репетиции (иногда по две в день); семнадцатого числа состоялась генеральная репетиция (при полном театре), а девятнадцатого спектакль. Прежде чем начать описание киевской постановки «Пиковой дамы», скажу, какие артистические силы в ней участвовали. Оркестр по составу скромный, по уровню артистов, в нем участвующих, скорее третье-, чем второстепенный, но очень ревностно относящихся к делу, ибо плата хорошая и очень аккуратная. Товарищество поставило законом прежде всего удовлетворять из вырученных денег оркестр и хор сполна, а потом уже распределять выручку между собой. Это в провинции большая редкость (то есть такая уверенность бедняков музыкантов и хористов в получении своего жалованья сполна), и, вероятно, этим объясняется, что такой, в сущности, слабый оркестр, как киевский оперный, может не только сносно, но даже хорошо исполнять такую трудную партитуру, как, например, „Лоэнгрин" или „Пиковая дама". Во всяком случае, если сравнивать киевское исполнение моей оперы с петербургским, то больше всего страдает при сравнении оркестр. Как он ни добросовестно и старательно исполнял дело, – но сопоставление этих двух величин до того непропорционально, что, собственно говоря, сравнение невозможно. Капельмейстер Прибик недурной, опытный и очень усердный капельмейстер. Хор весьма недурен; замечателен в особенности тем, что женский персонал его имеет много очень хорошеньких представительниц прекрасного пола. Переходя к артистам, нужно сказать, что все они безусловно ниже петербургских, но, однако, не настолько, чтобы сравнение было невозможно. Медведев (Герман), за исключением Фигнера да еще, может быть, тифлисского Кошица, есть единственный тенор в России, коему партия Германа по силам. Он имеет преимущество перед Фигнером в музыкальности, то есть в безупречно верной интонации и умении в самых трудных и сложных местах попасть верно и вовремя. Голос у него, пожалуй, по тембру и лучше фигнеров-ского, но исполнение, в общем, бесконечно менее тонкое, обдуманное и изящное. Играет он очень старательно и с увлечением, но до Фигнера ему, как до звезды небесной, далеко. Ни по наружности, ни по умению петь, ни по общей талантливости он не может и помыслить о соперничании с Фигнером. Во всяком случае, это артист очень ценный, и я бы очень желал, чтобы он попал в будущем году в Москву.
Обе Лизы (Мацулевич-Соловьева и Лубковская) – певицы с достоинствами; у первой огромный, но немного резкий по тембру голос. У второй голос невелик, но много, очень много таланта. По игре она очень напоминает Павловскую, которой считает себя ученицей. Графиню изображала, вероятно, известная Вам Смирнова. Эта артистка очень не бездарна. Она, да и Прянишников, очень затруднялись, как играть эту роль. Я попросил сделать частную репетицию, показал, как мог, игру Славиной, и нужно отдать справедливость Смирновой, что она в общем была хороша, хотя, опять-таки, поставить ее исполнение рядом со славинским нельзя. Князь – Тартаков – весьма хороший певец, но ни по голосу, ни по симпатичности тоже не может быть поставлен на одной высоте с Яковлевым. Что касается Томского, то г. Дементьев, певший когда-то в Питере маленькие партии, бесконечно ниже Мельникова. Полина – Нечаева – очень симпатичная особа с хорошеньким, но слишком вибрирующим голосом и, опять-таки, не чета Долиной; Прилепа – Миланова, она же и гувернантка (???) – довольно симпатичная посредственность. Миловзора исполняла Полина (Нечаева), а Златогора – Томский (Дементьев). Балет состоит из четырех пар очень плохих и некрасивых танцоров и танцовщиц. Итак, все вышеозначенные исполнители хуже и слабее петербургских в большей или меньшей степени.
Но было и одно исключение: Прянишников пригласил для хора мальчиков, для кантаты и для панихиды – известный в Киеве хор Калишевского, который оказался просто превосходным. Голоса мальчиков, вследствие ли природных свойств, вследствие ли ученья Калишевского, достигают такой красоты звука, о которой я никогда и мечтать не мог. Особенно в панихиде звук этих голосов вызывал у меня каждый раз слезы.
Теперь перехожу к постановке. Подобно оркестру, она тоже не поддается сравнению с петербургской, но
