Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов
Ну и главное: его специальностью была физика полупроводников. Под его руководством были разработаны первые советские кремниевые и германиевые диоды и триоды; под его же руководством работал младшим научным сотрудником знаменитый Жорес Алфёров, ставший позднее нобелевским лауреатом по физике. Имя Тучкевича большими буквами написано на фундаменте отечественной полупроводниковой промышленности.
А что такое был тогда киевский Рентгеновский институт?
Сегодня бы сказали: врачебная клиника. В 1920‐х годах рентген был вроде томографии сегодня – как бы что-то практично-медицинское, но в то же время самое передовое слово науки и техники. Быстро развивающееся, а потому тянущее за собою, как корабль расходящуюся волну, идеи и достижения в смежных областях.
Немудрено, что открытая после окончательной победы большевиков в опустевшем особняке богача и мецената Александра Терещенко рентгеновская лаборатория разрослась со временем в научный институт. В него входили восемь лабораторий и медклиника с четырьмя отделениями. И занимались здесь диагностикой и лечением злокачественных опухолей, а к тому и радиобиологией, радиохимией и другими профильными направлениями. Кроме того, сотрудники института самостоятельно конструировали оригинальные рентгеновские аппараты.
Физическим отделом здесь руководил (одновременно преподавая в университете) профессор Всеволод Роше. Это он дал Анатолию разрешение перевестись «на заочное». И потом стал свидетелем скоростного дриблинга, с которым тот прошёлся по экзаменам, чтобы освободить себе побольше времени на другие важные занятия.
Здесь же работал старшим физиком ещё один университетский преподаватель, имевший возможность оценить ум и знания Александрова, Дмитрий Наследов. В будущем он тоже будет тесно связан с Анатолием Петровичем: замдиректора Ленинградского физтеха, лауреат Ленинской и Государственной премий по физике за участие в фундаментальных исследованиях, приведших к созданию полупроводникового квантового генератора.
Сразу сложилось: Тучкевич предложил, Наследов официально позвал, Роше одобрил. Синергия сработала? А поскольку занимались эти учёные тогда в основном физикой диэлектриков, то и новый их коллега получил научную специализацию, в которой потом немало преуспел.
Официальный руководитель института Юрий Петрович Тесленко-Приходько был не учёным, а типичным выдвиженцем своего времени (и самовыдвиженцем – тоже). Инженер с образованием по Мюнхенскому политехническому институту. Не менее достоин и «ценз» национальный: он – двоюродный брат (по матери, Елене Косач) одного из символов украинской литературы Ларисы Косач-Квитка, она же Леся Украинка. И её брата, учёного-метеоролога и тоже средненького писателя Михаила Косача.
Д.Н. Наследов в молодости. Из открытых источников
Наконец, добротно отработан и «ценз» революционный: в 1917 году Юрий Тесленко был членом Киевского губернского комитета Российской партии социалистов-революционеров, а с приходом большевиков вполне нашёл себе место и среди них, в киевском городском управлении. Правда, только до 1938 года, когда эсеровское прошлое привело его в Котласский лагерь, где он и скончался в 1944 году.
Но до этого было ещё далеко. Пока же Юрий Петрович возглавлял довольно авторитетное научное учреждением. Правда, денег новому сотруднику он не платил, так что работал здесь Анатолий, так сказать, «за интерес». Но этот интерес того стоил: Александров получил доступ к современным приборам и мог вести научные исследования, охоту к которым уже вполне прочувствовал.
По сути, именно здесь, именно тогда и именно так Александров и стал настоящим учёным. Таким, кому новое знание дороже денег.
И ещё одно было ценно в Рентгеновском институте: здесь тоже существовал научный кружок. Не из школьников, естественно, а из учёных. Но подход к делу тот же: участники собираются на семинары, разбирают научные работы как друг друга, так и учёных с мировыми именами, обмениваются мнениями и результатами, помогая, а то и подстёгивая друг друга в новых поисках.
Юрий Тесленко-Приходько.
Из открытых источников
Как результат, в 1929 году формально ещё школьный учитель А.П. Александров подготовил и опубликовал свою первую научную статью.
Это был чрезвычайный, переломный момент в жизни Анатолия Петровича. Ещё одна точка бифуркации, после которой его путь в науке определился уже окончательно.
Потому что на эту работу обратил внимание директор Ленинградского физико-технического института (ЛФТИ) академик Абрам Фёдорович Иоффе…
* * *
Что такое тогда ЛФТИ? Тогда ЛФТИ – это Абрам Иоффе.
А что такое Абрам Иоффе?
Это – эпоха в советской физике. Вернее, не совсем в физике. В гораздо большей степени это эпоха в… научном управлении. По крайней мере, в той степени, в какой можно управлять научными школами. Ибо Абрам Фёдорович Иоффе остался в истории не столько собственными революционными открытиями и достижениями, сколько тем, что оставили в науке его ученики.
Этот человек, которого часто – и справедливо – величают «отцом советской физики», уже к 37 годам проделал заметный путь в науке, когда в октябре 1917 года без колебаний принял тот вектор, который предложила советская власть.
Среднее образование он получил в реальном училище (опять реальное училище!). Высшее – в Санкт-Петербургском практическом технологическом институте и в Мюнхенском университете.
В Германии он некоторое время работал под руководством знаменитого В.К. Рентгена, но в конечном итоге отказался от предложенной профессорской должности и вернулся в Россию. Аналогичным образом отказался он позже и от кафедры Калифорнийского университета в Беркли.
Чем были вызваны отказы от столь почётных предложений? Похоже, они были просто не слишком интересны такому талантливому и въедливому экспериментатору, как Иоффе. Ему было интереснее самому плыть и бороться в той буре революции в физике начала ХХ века, поднятой Рентгеном, Планком, Эйнштейном, Резерфордом, Бором и другими.
Мятежен был научный ум Абрама Фёдоровича.
И он действительно вытащил из тех волн своё открытие, причём мирового уровня, определив в 1911 году заряд электрона и неделимость этого заряда.
А.Ф. Иоффе. Архив РАН
Про будущую Октябрьскую революцию Иоффе тогда, разумеется, не знал, но, когда она случилась, он, успевший в молодости поучаствовать в студенческих беспорядках, сразу признал её, поняв и даже поддержав своим участием. «После того как я летом побывал в Крыму, где под покровительством германской оккупационной армии держалась буржуазная власть, покушение на Ленина в Москве и звериная ненависть крымских либералов к пролетариату окончательно определили мою позицию. Для меня уже не было сомнений… здесь я впервые осознал смысл классовой борьбы и
