Шпаргалка для ленивых любителей истории. Комплект из 3 книг - Александра Маринина
Эту войну Филиппу Шестому пришлось вести до конца своей жизни, до 1350 года. Велась она бессистемно, то затихала, то возобновлялась, перемирия чередовались с активными военными действиями. Самыми знаковыми событиями войны за время правления Филиппа Счастливого были: битва при Слёйсе, в которой французский флот был полностью уничтожен англичанами (1340 год); сражение при Креси, где армия французов потерпела сокрушительное поражение (1346 год); осада Кале, которую французские войска не сняли, что привело к утрате этого города и переходу его под власть Англии (1347 год). Ох, каким «счастливым» и «удачливым» был король Филипп из рода Валуа! Прямо не прозвание, а насмешка какая-то.
Вернемся к делам семейным. В 1313 году Филипп Валуа, старший сын Карла Валуа и племянник правящего короля Филиппа Четвертого Красивого, женился на Жанне Бургундской, дочери герцога Бургундии Роберта Второго и Агнессы Французской, отцом которой был покойный король Людовик Святой. Постарайтесь не путать ее с той Жанной Бургундской, которая была дочерью графини Маго и женой Филиппа Пятого. Понимаю, понимаю, в голове полная каша, но что же я могу поделать? Сплошные Жанны кругом, да еще и Бургундские. Мне тоже трудно… Жанна была, как пишут, весьма нехороша собой, к тому же имела некий ортопедический дефект, из-за которого ее поименовали Хромоножкой. Умная и решительная, она обладала твердым характером и вполне успешно управляла государством, пока ее муж отлучался для ведения военных действий против английского короля Эдуарда Третьего, занималась вопросами налогообложения, изыскивала средства для ведения войны с англичанами. Хронисты называли королеву Жанну мстительной особой с дурным нравом и приписывали ей несколько случаев покушения на жизнь вельмож, соперничавших при дворе с милыми ее сердцу бургундцами. Ги Бретон описывал ее как женщину своевольную, злую, сварливую, безобразную – в общем, невыносимую.
На всякий случай напомню вам: Жанна Хромоножка – родная сестра не только Эда Четвертого Бургундского, но и Маргариты Бургундской, той самой жены Людовика Десятого, которую уличили в супружеской измене, отправили в Шато-Гайяр и там, скорее всего, умертвили.
Ги Бретон весьма красочно живописует пару эпизодов из жизни королевы Жанны, ссылаясь на «Нормандскую хронику» Пьера Кошона. Я не рискнула пересказывать вам эти эпизоды со слов Бретона, а посмотрела в первоисточник. Поэтому если где-то что-то не так – все претензии к хронисту.
Жанна, как оказалось, очень не любила нормандцев «и по своей великой зловредности» попыталась разделаться с одним из них, Робером Бертраном, рыцарем славным и храбрым, одним из тех, кого особенно привечал и любил король Филипп. Дождавшись, когда рыцарь Бертран в очередной раз приедет в Париж по делам, королева приступила к осуществлению заранее продуманного плана. Состряпала письмо на имя прево Парижа якобы от имени короля. Прево в средневековой Франции – это чиновник, обладавший на вверенной ему территории судебной, фискальной и военной властью; если по-современному, то начальник УВД, руководитель налоговой службы и командир гарнизона в одном флаконе. Почерковедческими экспертизами в те времена никто не заморачивался, и не потому, что науки такой не было, а просто потому, что царственные особы не утруждались собственноручным написанием официальных документов. Для этого существовали многочисленные секретари и писцы. Так что почерк в письме мог быть чьим угодно. А вот печать должна быть королевской, никак иначе. В подметном письме содержалось указание немедленно, без малейшей задержки схватить изменника Бертрана, взять его под стражу и тут же повесить. Суд, дескать, уже был, вина полностью доказана, необходимо срочно привести в исполнение смертный приговор.
Бумажку изготовили, осталось только раздобыть печать. Далее цитирую Кошона, чтобы вы не подумали, что это плод моей больной фантазии: «Вечером королева легла с королем в постель и учинила ему такие великие ласки, что он с ней сблизился, а затем уснул. Когда она убедилась, что он спит крепким сном, то взяла из его кошелька тайную королевскую печать и скрепила ею грамоту». Вот честное слово, я Бретону не поверила, пока не прочла хронику Пьера Кошона. Очень уж все это напоминает детскую сказочку… Однако ж – факт. Хотя факт ли? Откуда Пьер Кошон мог знать о «великих ласках»? Он что, свечку держал? Или у него были осведомители в лице фрейлин, стоявших за портьерой? Это вряд ли, ведь Кошон жил через сто лет после описываемых событий. Или сама Жанна кому-то об этом рассказывала в письме и письмо это сохранилось? Впрочем, возможно, я излишне придирчива, потому что последующее развитие событий позволяет предполагать довольно большое число потенциальных источников информации.
Итак, Жанна утомила супруга сексуальной активностью, выползла из постели, сперла печать и придала фальшивке достойный вид. С утра пораньше, поднявшись ни свет ни заря, послала своих людей с письмом к прево. Тот прочел послание и до ужаса расстроился: означенный рыцарь Бертран приходился ему кумом. Прево, не раздумывая, отправился в дом, где остановился Бертран, показал ему письмо и предупредил об опасности. Бертран немало изумился, ведь он совершенно точно знал, что никакой измены за ним не числится, равно как и других прегрешений. Он попросил у прево небольшой отсрочки исполнения приказа: ему нужно было время, чтобы поговорить с королем лично и выяснить, что за фигня происходит. Прево, хоть и понимал, что за такое ослушание ему не поздоровится, все-таки не стал немедленно арестовывать и вешать своего кума, а вместо этого пошел с ним во дворец. Ничего не подозревающий король Филипп встретил обоих весьма любезно, но когда увидел письмо – сразу понял откуда ноги растут. Дальше снова цитирую: «Поэтому затворил он ее в одном укромном покое и силой принудил сознаться во всех ее кознях. И поколотил ее король факелом так, что чуть не убил». Ничего себе, однако, стиль поведения в королевской семье… Но из такого описания событий становится понятным, что очевидцев произошедшего оказалось немало, так же как и вовлеченных в ситуацию и просто слышавших разговоры и крики. Одним словом, круг осведомленных достаточно широк, чтобы через сто лет дать Пьеру Кошону и материал для описаний, и пищу для фантазии.
Еще один эпизод тоже есть в книге Ги Бретона, но я его расскажу все-таки по Пьеру Кошону, в противном случае мне трудно будет отделить написанное хронистом от того, что для красивости добавлено писателем и
