Кутузов - Сергей Юрьевич Нечаев
Конечно же, Михаил Илларионович, как утверждает французский военный историк Анри Лашук, «верный своей медлительной стратегии, предпочел бы подождать подкреплений».
Понятно, что Лашук – француз, и от него было бы трудно ожидать хвалебных оценок стратегии М.И. Кутузова. Но вот, например, что написал об этом академик А.З. Манфред: «Его [Кутузова. – Авт.] стратегический замысел был ясен: надо избегать столкновения с противником, выиграть время и ждать, пока подойдут остальные воинские части, с тем чтобы при численном перевесе и в благоприятных условиях по собственному выбору и решению навязать противнику битву, а не вступать с ним в бой, когда тот захочет».
Или вот еще такая его оценка: «Кутузов считал, что бой в данных условиях давать нельзя <…> Он требовал, чтобы объединенная армия ушла на подходящие позиции и маневрировала до тех пор, пока не подойдут главные силы».
Однако нетерпеливый император Александр I желал атаковать. Он даже прилюдно попенял Кутузову:
– Почему вы не идете вперед?
– Поджидаю, чтобы собрались все войска колонны, – ответил Кутузов.
– Да ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки, – недовольно сказал император.
– Государь, – ответил Кутузов, – потому-то я и не начинаю, что не на Царицыном лугу.
Военный историк генерал М.И. Богданович отмечает, что «диспозиция для действий союзников в предстоявшем бою была составлена Вейротером и утверждена императором Александром уже поздно вечером. В составлении ее Кутузов не принимал никакого участия: по его мнению, следовало приступить к решительному нападению на неприятеля не прежде как собрав достоверные сведения о силах и расположении его».
По мнению М.И. Кутузова, надо было сосредоточить войска по возможности на небольшом пространстве, а потом уже составлять диспозицию «сообразно обстоятельствам» и избегая сложных маневров. Как отмечает генерал М.И. Богданович, «все эти соображения были достойны бывшего сподвижника Суворова, и ежели в чем можно упрекать Кутузова, то единственно в том, что он не выказал силы характера и не отверг решительно предположения, которого необдуманность была ему очевидна».
Кстати, академик А.З. Манфред утверждал обратное: он писал, что Кутузов требовал своего «твердо и настойчиво». Но нет, никакой твердости и настойчивости Михаил Илларионович как раз и не проявил. Более того, «достойный бывшего сподвижника Суворова» в полночь пригласил к себе военачальников, включая австрийского генерала Франца фон Вейротера, и сказал им:
– Завтра в семь часов атакуем неприятеля в занимаемой им позиции.
И этим Михаил Илларионович взял на себя ответственность за все то, что произошло на следующий день.
Что же касается Вейротера, то он развернул план окрестностей и стал читать свою диспозицию.
Военный историк генерал М.И. Богданович описывает это так: «При чтении этой диспозиции Вейротер педантически объяснял ее содержание присутствовавшим генералам, которые, вовсе не будучи расположены слушать его бредни, не обращали внимания на запутанные подробности предполагаемых действий. Говорят даже, будто бы Кутузов к концу чтения заснул так крепко, что пришлось разбудить его».
Решающее столкновение произошло у Аустерлица (это современный Славков-у-Брна в Моравии), но распоряжался там не Кутузов, а Франц фон Вейротер, идея которого заключалась в обходе армии Наполеона с правого фланга. При этом, правда, сильно ослаблялся центр позиции союзников…
В самой же трагической для русских битве при Аустерлице Кутузов «не позаботился о тактической разведке силами легкой кавалерии, не воспользовался услугами лазутчиков, не провел лично и с помощью своего штаба рекогносцировку 19 ноября, не учел открытую факельную демонстрацию французов в ночь с 19-го на 20-е. Ведь все эти действия входили в его прямые обязанности при любом варианте решения стратегических вопросов. В итоге оказалось, что русское командование не знало о том, что французы перешли ручей и уже стоят в боевой позиции, готовые к удару, в то время как русские и австрийцы двинулись на них походным порядком. В какой-то момент, – писал Ермолов, – войска неприятеля были удивлены этим “странным явлением, ибо трудно предположить, чтобы могла армия в присутствии неприятеля, устроенного в боевой порядок, совершать подобные движения, не имея какого-нибудь хитрого замысла”. Увы! Не было никакого хитрого замысла, были безответственность и непрофессионализм, проявленные и главной квартирой, и главнокомандующим, и командирами колонн».
Ночью накануне сражения М.И. Кутузов обратился к обергофмаршалу Н.А. Толстому:
– Вы должны отговорить императора, потому что мы проиграем битву наверное.
«Наверное» – в данном случае это вовсе не предположение. Это утверждение. То есть Кутузов был уверен в том, что битва будет проиграна наверняка. Но приближенный к Александру граф Толстой тогда ответил:
– Мое дело – соусы и жаркое; а ваше дело – война, занимайтесь же ею.
Утром 20 ноября (2 декабря) 1805 года Кутузов, как это сформулировал историк Н.А. Троицкий, «из человекоугодничества согласился приводить в исполнение чужие мысли, которые в душе не одобрял».
Проще говоря, он приказал начать обходной маневр, а Наполеон нанес главный удар в плохо защищенный центр противника, а затем в тыл обходным колоннам. Результатом этого стал «жестокий разгром, которому подверглась русская армия».
Писатель и историк Н.А. Полевой оценивает потери сторон следующим образом: «Союзная армия, разрезанная в центре, громимая французами, после неимоверных усилий храбрости начала отступление, и темнота ночи прекратила бой, в коем погибли 21 000 русских и 6000 австрийцев. Французы потеряли до 12 000 и забрали более 130 пушек».
Генерал М.И. Богданович называет примерно такие же цифры: «В сражении под Аустерлицем выбыло из рядов русской армии вообще 21 000 человек, потеряно 133 орудия и 30 знамен <…> Австрийцы потеряли вообще 5922 человека и 25 орудий <…> Со стороны французов, по их показанию, выбыло из строя вообще 8644 человека, но как в это число не помещен урон артиллерии и нескольких дивизий, то можно безошибочно положить всю потерю неприятельских войск от 10 до 12 тысяч человек».
Как видим, союзники потеряли в два с лишним раза больше солдат и офицеров, чем французы. Безвозвратно была потеряна треть армии и почти половина орудий. И не бывает так, чтобы в подобном никто не был виноват.
Авторитетный генерал М.И. Богданович по этому поводу пишет: «Главной причиной поражения союзников было то, что они, сражаясь против гениального полководца, вовсе не имели главнокомандующего, что Кутузов, считаясь им, соглашался, из угождения императору Александру, на все распоряжения австрийского штаба, хотя и постигал их неосновательность».
Историк Е.В. Анисимов еще более категоричен: «Кутузов как военачальник показал себя в этом сражении с наихудшей стороны. Будь он главнокомандующим турецкой армией, султан послал бы ему шелковый шнурок, на котором потерпевшему такое поражение полководцу надлежало повеситься, не дожидаясь позорной казни. А гуманный Александр лишь наградил Кутузова вместо Георгия орденом Святого Владимира 1-й степени».
Конечно, австрийцы показали себя при Аустерлице не с лучшей стороны, но «при многих
