Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран

Thompson, Kristin. 2004. “The Concept of Cinematic Excess”. In Film Theory and Criticism: Introductory Readings, edited by Leo Braudy and Marshall Cohen, 513–524. 6th edition. New York: Oxford University Press.

Wheatley, Catherine. 2009. Michael Haneke’s Cinema: The Ethic of the Image. New York: Berghahn Books.

Williams, Linda. 2004. “Film Bodies: Gender, Genre, Excess”. In Film Theory and Criticism: Introductory Readings, edited by Leo Braudy and Marshall Cohen, 727–741. 6th edition. New York: Oxford University Press.

Wright, Melanie. 2007. Religion and Film: An Introduction. London: I.B. Tauris.

Yoffie, Rabbi Eric H. 2011. “Why Americans Dismiss Sin”. HuffPost (New York), October 20, 2011. Accessed September 1, 2019: www.huffpost.com/entry/why-americans-dismiss-sin_b_1018284.

“ZENIT – Pope Has No Easy ‘Recipe’ for Church Crisis: Impromptu Address to Priests of Aosta”. 2011 (June). https://web.archive.org/web/20110608001455/www.zenit.org/article-13698?l=english.

Глава 1. Контекст. Пророки и пророчества, Иезекииль и Святой Дух

Если и существует соответствие между пророчеством библейского пророка Иезекииля и экстремальными фильмами Ларса фон Триера, то его, безусловно, легко не увидеть за поверхностными различиями. Однако я полагаю, что, несмотря на внешнюю разницу, между содержанием и проблематикой пророчества Иезекииля и пророческим голосом в повествовании и стиле фильмов фон Триера существует аналогическая связь. Контекст вносит ясность. В данном случае древнее прошлое еврейских пророков, рассматриваемое через призму теоретического, библейского и исторического контекста, раскрывает потенциал этой аналогической связи и позволяет нам сделать первые шаги на любопытном извилистом пути, который связывает библейское пророчество Иезекииля с будоражащими сознание фильмами фон Триера. На этом пути мы рассмотрим библейское пророчество, его источник в откровении, а также историческую/теологическую взаимосвязь между библейскими пророками, пророчествами и постканоническими художниками-пророками, контекстуально подготавливая почву для сравнительного анализа в последующих главах.

Неожиданной теоретической основой для такого анализа становится герменевтика интерпретации философа-теолога Поля Рикера. Хотя киноведы все чаще прибегают к его феноменологическим корням и более поздней герменевтике (поиск смысла в символах, вытекающих из их исторической и культурной идентичности, с которой сталкивается сознание), использование Рикером библейских пророчеств в рамках своей герменевтики не столь широко известно. Герменевтика откровения Рикера объединяет библейское пророчество, постканонического художника-пророка в христианской традиции и потенциал пророческого голоса, говорящего через произведение искусства отдельно от художника-пророка. Поэтому прежде всего мы опираемся на герменевтику откровения Рикера, чтобы понять происхождение теологических выражений откровения в вере израильтян, за чем следует рассмотрение еврейских пророков, Иезекииля и понимания пророков и пророчеств в Новом Завете / ранней церкви. Затем мы возвращаемся к Рикеру, чтобы рассмотреть, как функционируют откровение и отклик на него, после того как исчезают первоначальные сообщества-адресаты. Мы более широко рассмотрим его понимание реакции на раннее откровение, чтобы охватить ту необычную роль, которую играют пять образцовых художников-пророков в христианской теологической и литературной традиции.

Исторически роль художника-пророка восходит как к древнегреческим, так и к библейским источникам. Мы исследуем эту роль в еврейской и христианской традиции и расширяем ее границы, включая в нее пророческий голос, говорящий через произведение искусства – независимо от источника. Когда пророки Валаам и Иона отказались откликнуться на призыв Яхве вступить с ним в контакт, тот пророчески обратился к Валааму через его ослицу и к Ионе через огромную рыбу и растение. В данной главе дается представление о кинематографически выраженном пророческом голосе в рамках христианской традиции и его влиянии на кинозрителей, в частности, через фильмы Ларса фон Триера.

Основная теоретическая нить, лежащая в основе этой главы, исходит из пневматологического понимания Беном Куашем «упречности» или «шероховатости», то есть дефектного, испорченного, несовершенного («упречность» как противоположность «безупречности»), разработанного им в книге «Обретенная теология: история, воображение и Святой Дух». Она открывает связь между библейским пророчеством и непрекращающейся работой Святого Духа сквозь века, чье вмешательство в человеческие жизни соединяет воедино все акты откровения в истории в единое повествование о божественном откровении.

Герменевтика откровения Поля Рикера

То, как Рикер проводит различие между обычным библейским откровением как пророческим дискурсом и постканоническим откровением, помогает понять художника как пророка и пророческий голос через искусство. Мы начнем с его описания откровения в первых общинах израильтян, принявших веру. Откровение, по мнению Рикера, представляет собой форму познания, отличную от научной верификации: оно самораскрывается. Мы воспринимаем его, находясь в другом «режиме», вероятно, подобно тому, как воспринимаем музыку или поэзию. Церковные иерархи, или «церковный магистериум», как он их называет, часто используют библейское откровение в собственных целях (причем с таким догматизмом, как если бы его трактование исходило напрямую от Бога), чтобы внушить нам, что это нечто, перед чем мы должны склониться, чему мы должны повиноваться. Вместо этого Рикер утверждает, что для восприятия откровения мы должны раскрыть наше воображение (Ricoeur, 1977, с. 37). Чтобы объяснить это, он возвращает нас к истокам теологического дискурса, даже к целому ряду дискурсов внутри израильской веры и христианства. Это делает возможной встречу с откровением, которое является не пропозициональным, а «плюралистическим, многозначным, и в своем самом аналогическом смысле сам термин “откровение”… позаимствован из [пророческого] дискурса» (Ricoeur, 1977, с. 3).

Пророческий дискурс является отправной точкой исследования Рикером откровения, поскольку оно произносится непосредственно «во имя Яхве» с вводной фразой: «И было слово Господне ко мне: иди и возгласи в уши дщери Иерусалима» (Иер 2:1). Это изначальная и наиболее значимая часть библейского откровения. В ней Яхве обращается непосредственно к отдельному пророку, создавая двойного автора речи: «речь другого, стоящего за речью пророка».

Центральное положение пророческого жанра настолько однозначно, что третья статья Никейского Символа веры, посвященная Святому Духу, провозглашает: «Мы верим в Святого Духа… который говорил через пророков».

(Ricoeur, 1977, с. 3)

Правда, если пророческий дискурс является единственным источником библейского откровения, то оно застывает в концепции речи другого человека, пророка, но никогда не становится откровением для других получателей. Однако второй формой дискурса, формой откровения, имеющей решающее значение для становления веры Израиля и раннего христианства, является повествовательный дискурс. Повествование, по мнению Рикера, изображает события так, как если бы они сами появлялись на горизонте истории. То есть это события, которые рассказывают сами о себе. Он заглядывает в историю, чтобы найти другие средства, помимо вдохновения, объясняющие откровение в повествовании, и обнаруживает, что одним из главных действующих лиц является Яхве в третьем лице. Это раздваивает актанта[24], а вместе с тем – и объект, о котором повествует сюжет, что обуславливает природу описываемых