Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко
Полагают, что Суслов с какого-то момента стал всерьёз опасаться Устинова. Никто не спорит: в своём время этот сталинский нарком сделал чрезвычайно много полезного для укрепления обороноспособности страны. Но в 70‐х годах он к новым вызовам эпохи оказался, давайте говорить правду, не готов. Нужны были новые модели управления оборонными отраслями. Кое-что в этом направлении в 1976–1977 годах предпринял Рябов, ставший новым секретарём ЦК по оборонке вместо перешедшего в Министерство обороны Устинова. Но его инициативы директора некоторых крупных заводов встретили в штыки. Взвился и Устинов. Кто мог бы разрулить конфликтную ситуацию? Тот же Суслов. Но он предпочёл уйти в тень и не стал выносить этот вопрос ни на рассмотрение в Секретариате ЦК, ни на Политбюро. И чем всё кончилось? Рябова подловили на неосторожных высказываниях, сделанных в одну из поездок на Урал, которые задевали непосредственно генсека. Этого оказалось достаточно, чтобы перспективного деятеля переместить из ЦК на третьестепенную роль в Госплан.
Приходится вновь и вновь констатировать, что ни в Политбюро, ни в Секретариате ЦК никакой сплочённости не существовало. Каждый там был сам за себя и чаще всего думал не о развитии страны, а о собственном выживании во власти. Это, кстати, не раз отмечал в своём дневнике Черняев. Он нередко расходился во мнениях с коллегами из отдела ЦК по связям с компартиями соцстран, в чём, собственно, ничего страшного не было. Но где и как разрешалось большинство его споров с коллегами? В открытых дискуссиях? Если бы. Коллеги, как правило, бежали к своим непосредственным начальникам. А те нередко переносили споры рядовых аппаратчиков на свои отношения с другими руководителями партии. Черняев возмущался: «…даже в рамках Политбюро политику делают не открыто, а путём умолчаний и «нежеланием волновать» высшее начальство». Под высшим начальством имелся в виду Брежнев.
Естественно, Суслов огромное внимание уделял идеологии. Он основательно вникал во всё, что было связано с главными символами страны, воспитанием патриотизма, разработкой школьных и вузовских программ по истории и литературе и многим другим. В частности, досконально вникал в работу над гимном Советского Союза.
Мало кто, однако, знает, что Суслов очень долго искал компромиссы с ястребами по поводу опального Солженицына. Он выступал против принятия самых крутых мер против писателя, хотя и считал, что контроль за ним ослаблять не стоит. В этом плане ему ближе была позиция министра внутренних дел Щёлокова, чем председателя КГБ Андропова:
«СУСЛОВ. Есть записка т. Щёлокова относительно Солженицына. Вы с нею знакомились. Суть вопроса заключается в том, чтобы решить вопрос о месте жительства Солженицына. Музыкант Ростропович, у которого он сейчас проживает на даче в Жуковке, ставит вопрос о том, чтобы Солженицына выселить из его дачи. Но для того, чтобы выселить, нужно разрешить ему где-то проживать. Сейчас он не имеет московской прописки. Квартира у него находится в гор. Рязани, но на той квартире живёт жена, с которой он развёлся. Сейчас Солженицын женат на другой гражданке, которая живёт в Москве, имеет двухкомнатную квартиру и фактически Солженицын всё время проживает у неё.
ПОНОМАРЁВ. Но в Рязани у него нет квартиры.
КАТУШЕВ. Разрешить построить ему дачу на садовом участке под Малым Ярославцем, где у него есть летний домик, но едва ли это будет целесообразно, так как там живут многие работники из Москвы и других городов.
СУСЛОВ. А можно поступить пока и так: этого вопроса не решать сейчас, посоветоваться с КГБ, как будет лучше – то ли выслать Солженицына за пределы Москвы, то ли ему разрешить проживать в московской квартире у новой жены, что обеспечит лучшее наблюдение за ним. Потом можно будет ещё раз обсудить этот вопрос.
РЕШИЛИ: Ограничиться обменом мнениями»[311].
Ещё более активно Суслов, который в силу занимаемого поста вроде бы обязан был быть атеистом, отстаивал интересы православия. 10 сентября 1974 года он включил в повестку Секретариата ЦК вопрос «О русском монастыре в Греции». «Мы, – заявил он, – не должны потерять ценности, находящиеся в монастыре. Рассказывают, что до революции в нём было до 2 тысяч монахов, сейчас же несколько человек. Военная хунта уже пыталась прибрать к рукам ценности монастыря»[312].
Всё, что касалось идеологии, партаппарат старался замкнуть непосредственно на ЦК. В частности, в 1970 году заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК С. Трапезников, недовольный либерализмом академика А. Румянцева, в прошлом редактора «Правды», попытался вывести Институт конкретных социальных исследований из подчинения Академии наук СССР и передать в ведение своего отдела. Суслов все поползновения партфункционеров весьма искусно пресёк на заседании Секретариата ЦК 8 октября 1970 года[313].
По-прежнему самое активное участие он принимал в решении кадровых вопросов. Вообще в номенклатуру ЦК входило свыше двадцати тысяч должностей. Естественно, Суслов не мог детально отследить назначения по каждой. Да это и не входило в его намерения, этим занимался отдел оргпартработы ЦК и его куратор – секретарь ЦК Иван Капитонов. Однако ключевые назначения Суслов старался держать под контролем. Это касалось руководства стратегическими регионами страны, важнейшими ведомствами и учреждениями. В частности, в Академии наук СССР обнаружилась «слишком большая концентрация среди кандидатов в академики и члены-корреспонденты лиц определённой национальности»[314].
Очень внимательно и строго отслеживал Суслов и представления к наградам, если это не касалось близкого окружения Брежнева. Когда Полянский предложил к какому-то юбилею дать писателю Семёну Бабаевскому (который, к слову, приятельствовал с многолетним помощником Суслова Воронцовым) орден Ленина, Суслов сказал, что достаточно отметить его орденом Трудового Красного Знамени[315]. Он же отвёл философа Фёдора Константинова от награждения золотой медалью Героя Социалистического Труда, хотя и признавал важность трудов этого учёного.
Ещё более категоричен Суслов был в вопросах избрания номенклатурных работников членами Академии наук. Ему самому сколько раз предлагали стать то членкором, то академиком. Но Суслов всегда категорически все эти идеи отвергал. Да, в своё время он не смог воспрепятствовать попаданию в академию Ильичёва, Пономарёва, Поспелова и некоторых других крупных партийных работников: не было ещё той власти. Но в 1975 году, когда ему сообщили, что министр сельского хозяйства России Флорентьев выставил свою кандидатуру в академики ВАСХНИЛ, он этот вопрос вынес на рассмотрение Секретариата ЦК и сделал всё, чтобы отвести притязания чиновника.
Стоит отметить, что Суслов, как и Брежнев, очень не приветствовал нарушение субординации и неписаных правил, а когда
