Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Да ведь только одну ночь спали!..

– Вот вы и перемените теперь…

– Зачем его менять? Оно совсем еще чистое? – Мне пришлось сильно настаивать, чтобы заставить его снять грязное белье. Но он заявил, что чистого белья у них нет.

– Хорошо, у меня есть свое.

Так и сделали. Но спала я недолго. Гайдамакин принес мне кувшин воды. Я умылась и пошла к коменданту, чтобы получить пропуск в Персию. Когда я показала ему единственный документ, выданный мне вокзальным жандармским управлением, комендант – злобный чахоточный офицер – уставился на это свидетельство, как бык на новые ворота. Он поворачивал его во все стороны и что-то искал: какое-то, по-видимому, мошенничество?

– Что это за документ? Я не могу на нем поставить пропуск!.. – Он говорил скрипуче, неприязненно. – Куда вы и зачем? В вашем свидетельстве ничего не указано. Куда я должен разрешить пропуск?

– Но у меня ничего нет больше, кроме этого свидетельства. Вы видите, что это мне выдано взамен украденных моих документов.

– Госпожа Семина (так, по крайней мере, написана ваша фамилия в этой бумаге), я не могу поставить на этом свидетельстве пропуска и ничем не могу быть вам полезным. – Он протянул мне свидетельство.

– Что же мне делать? Не ехать же обратно в Тифлис!..

– Я ничего не знаю и ничем помочь вам не могу, – закончил он аудиенцию. Попросту говоря, он выпроваживал меня из своего кабинета.

– Мне кажется, что вы здесь находитесь не для того, чтобы заявлять о своей бесполезности, а для того, чтобы всячески помогать и облегчать все трудности, в которых находятся в настоящее время люди. Во всяком случае, вы должны поставить пропуск на мое свидетельство. Вы видите, что оно выдано Тифлисским жандармским управлением и засвидетельствовано комендантом Карсской крепости Зубовым…

Никакого впечатления! Этот высохший от туберкулезных бацилл капитан был глух ко всему, что хоть немного не подходило под букву закону. Ему подай сестринское свидетельство!

Я ушла. Прийдя в гостиницу, Гайдамакин сказал мне, что муж прислал за мной лошадей. Я рассказала, что комендант не дал мне пропуска. Требует показать ему украденные у меня документы! Когда я рассказала все это Гайдамакину, какой-то старый полковник, стоявший недалеко от нас и, должно быть, слышавший мой рассказ, подошел ко мне и представился.

– Ищу попутчика или попутчицу! А вы, сестра, куда едете? Не в Хой[34] ли? Вот бы вместе нам поехать! Дешевле, да и веселее.

– Да, я еду в Ван[35].

– И отлично! В Ван ведь надо ехать через Хой.

– А вы едете в Хой или дальше?

– Я еду в Дильман[36], но сначала заеду в Хой.

– Мой муж прислал за мной лошадей, но выехать-то я отсюда не могу. Комендант не дает пропуска.

– Как так? Почему не дает?

– Видите ли, у меня в Тифлисе украли документы. – И снова я рассказала все свои злоключения старому полковнику.

– У вас есть кто-нибудь в Тифлисе, на кого бы вы могли сослаться, как на заслуживающего доверие свидетеля?

– Конечно! Инспектор Окружного медицинского управления Гопадзе.

– Ну так вот, этого совершенно достаточно! Идемте к коменданту, – сказал полковник.

И вот я опять у коменданта, но когда мой полковник стал говорить с ним, то тот сразу сбавил тон.

– Хорошо, я пошлю телеграмму в Тифлис Окружному медицинскому инспектору и дам вам пропуск, но только до Хоя. И, пока я не получу ответа на мой запрос, вы не должны никуда выезжать из Хоя.

Когда мы возвращались, я опять чувствовала себя счастливой. Полковник нанял фаэтон, и на другой день мы выехали из Джульфы. На лошадях, присланных мужем, поехал Гайдамакин с моими вещами в Ван, не заезжая в Хой. Дорога от Джульфы до Хоя была страшно пыльная. Красная глина, размолотая тысячами колес до мельчайшей пудры, толщиной в пол-аршина, поднималась за нашим экипажем густым столбом высоко к небу. К вечеру мы приехали на питательный пункт. Заведующий пунктом накормил нас. Для меня отвел отдельную комнату. На другое утро, чуть свет, мы напились чаю и опять поехали дальше вглубь Персии. Дорога была такая же, как и вчера. Только к вечеру мы подъехали к Хою. Теперь мы ехали в сплошном красном облаке. Все время мы обгоняли табуны скота, который гнали домой на ночь. Наш экипаж переехал мост, а потом въехал в крытый караван-сарай. На меня эти темные, узкие крытые улочки произвели потрясающее впечатление! Мы ехали по ним так долго, что я думала, мы заблудились и никогда не выедем на свет Божий. Всюду одно и то же, – крошечные лавочки с вялеными фруктами, кэбавни[37], горячий лаваш[38], менялы денег. Всюду ковры, ковры, ковры и ковры. Идут закрытые чадрой[39] персиянки и звонко цокают каблуками чувяк[40] по плитам. Гонят десятки навьюченных осликов, и погонщик – старый перс – тычет их в круп заостренной палкой. Какой-то приторно-затхлый запах в этих улочках вызывает тошноту и головную боль. Но вот, слава богу, опять выехали на открытую улицу, переехали мост и остановились перед гостиницей. Это была гостиница только для русских. Мне дали комнату на втором этаже. Запах караван-сарая чувствовался и здесь во всем здании. Я как поднялась в свою комнату, так в этот вечер больше и не спускалась. Мне принесли чаю, черствый хлеб, кусочек сыру, и этим я поужинала. Потом сразу умылась, как могла, и легла спать. Умывальные принадлежности были более чем примитивны – небольшой медный кувшин с водой, медный тазик и ведро для грязной воды. На другое утро я рано привела себя в порядок, спустилась и сейчас же увидела моего попутчика-полковника.

– Ну что, сестра, отдохнули? Пили чай? Нет? Ну так пойдем искать столовую. Я тоже еще ничего не пил.

Мы нашли столовую тут же в гостинице. Довольно большая комната, простые грубые столы и такие же стулья; а чад из кухни, очевидно, никогда не выветривался из этой столовой. Нам подали чай с персидским горячим чуреком[41], молоко, вареные яйца и овечий сыр.

– Что вы, сестра, думаете делать после завтрака? – спросил меня полковник.

– Пойду искать госпиталь и скажу там, чтобы дали мне знать, если придет на мое имя телеграмма.

– Я вас провожу туда. Я знаю, где госпиталь, и знаком со старшим врачом.

Мы позавтракали и пошли в госпиталь. Там разыскали мы старшего врача, и я рассказала ему все. Он сразу же предложил поселиться у него в госпитале.

– Эта гостиница единственная для всех, и там одной женщине жить неудобно, – могут быть недоразумения. А здесь вы в полной