Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф
В Брюсселе не пьют ничего, кроме пива и вина, если только не покупать в магазинах бутылки с более крепким напитком. Я пью в основном пиво: есть места, где предложат ледяное игристое шампанское по двенадцать центов за бокал[.]
Вчера около полуночи, я вышел из своей комнаты после работы, чтобы прогуляться, меня остановила женщина и стала приставать ко мне. Это была крупная белокурая проститутка. Я дал ей денег на пиво и отправил ее дальше. Через несколько минут я заметил страшную суматоху на другой стороне улицы. Проститутки, с нетерпением ожидающие драки, набегали волшебными полчищами. Моя дама вырезала бритвой внушительный кусок из шеи одного джентльмена и ожесточенно терзала маленького мужчину по всему тротуару. Между шлюхами и их сутенерами произошло несколько мелких потасовок. Наконец кто-то крикнул «Полиция!», и они исчезли в четырех разных переулках. Подоспела полиция и великолепно арестовала порезанного мужчину.
Ты спрашиваешь меня, могу ли я снова думать о Нью-Йорке вместе с тобой. Я честно отвечаю, что не могу думать о Нью-Йорке без тебя. Я говорю это, прекрасно зная, что до моего возвращения ты, возможно, погрузишься в свою жизнь в другом месте, или что твое «ожидание» может облегчиться только в переходе к кому-то, кого я не знаю, пожалуйста! Я люблю тебя и чту, ты лучше и прекраснее меня, но даже в самых великих людях, я знаю, есть то серое гранитное существо, которое живет во мне, но не является частью меня, и которое, как бы слаб я ни был, в минуты ужаса и опустошения возникает и медленно движется во мне.
Я возвращаюсь в Англию, чтобы попытаться закончить книгу, она гораздо масштабнее, чем я думал, но с каждым днем обретает ясность и структуру. Это письмо глупое, вся моя энергия и большая часть моих чувств к тебе ушли в книгу.
Возможно, в следующем месяце я поеду в Оксфорд. А пока постараюсь вернуть себе прежнюю квартиру в Лондоне. Я читал об ужасном шторме во Флориде: это значит, что мои родственники потеряли деньги, что может и хорошо, но я молю Бога, чтобы это не означало, что бы они не потеряли жизнь[.]
Свидетельства твоей привязанности – самое ценное, что у меня есть; думая о них, я забываю, что ты не опоздала ни на день на пароход; что прежнее сокрытие всего осталось, и что сейчас, когда я пишу это, окруженный позолоченной юностью, ты снова живешь, делая декорации к пьесе Барри, порицая их, но преклоняясь перед славой, как ты преклонялась перед человеком в Париже в ту тошнотворную ночь, когда я, неопубликованный мальчишка, сидел и давился своей едой. Я знаю, что, слушая мои порицания в устах твоих друзей, ты возвысила себя, провозгласив веру в меня (нет, не провозгласила), но не обращай внимания; теперь все кончено[.] Я знаю, что никогда не создам ничего стоящего, книга очень нужна, но если ты сможешь привыкнуть ко мне после Великого Отречения, пока я буду стараться стать непритязательным человеком, мое сердце, как ты увидишь, будет там же, где и раньше.
Прощай, благослови тебя Господь, моя дорогая. Том
Я устал после Джойса и Ватерлоо[.] Прости за глупое письмо. Я просто подумал, что мне, наверное, будет 26 лет, когда ты его получишь[.] В 23 года сотни людей думали, что я ничего не сделаю. Теперь никто не думает об этом, даже я сам. Мне действительно все равно. Не говорю «я сделаю», я больше не буду хвастаться.
Джулии Элизабет Вулф
Отель «Бристоль и морской порт»
Брюссель, Ботанический бульвар, 9
Антверпен 25 сентября 1926 года (дата на конверте)
Дорогая мама:
Я пишу тебе это из города Антверпена в Бельгии, хотя на обложке письма написано, что это мой отель в Брюсселе. Я приехал сюда вчера из Брюсселя, что в 25 или 30 милях, завтра я еду в Брюгге – город каналов, как Венеция, а оттуда обратно в Англию. Все это время я работал.
Я читал в парижских выпусках «Нью-Йорк Геральд» о большой трагедии во Флориде. [Речь идет об урагане в Майами, 11–26 сентября, 1926 года, известный так же как Великий Майамский ураган – ураган четвёртой категории по шкале Саффира–Симпсона, который разрушил город Майами, штат Флорида. Шторм также причинил значительные разрушения и в других районах Флориды, штате Алабама и на Багамских островах. Шторм произвел огромный эффект на экономику региона, прекратил земельный бум 1920-х годов во Флориде и первым вогнал этот штат в Великую депрессию.] Надеюсь, что никто из тех, о ком я забочусь, не пострадал от этой катастрофы: я уверен, что многие из вас потеряли деньги.
Я начинаю учиться жалости к человеческим слабостям – у меня появилось сострадание ко всем бедным, слепым людям, населяющим эту землю, – сострадание, которого у меня не было в двадцать лет, ибо молодые люди легкомысленны и жестоки. Люди доведены до скупости, подлости, неблагородной жизни для себя и всех вокруг, но я почему-то не чувствую к ним того отвращения, которое испытывал когда-то: все мы в какой-то степени маленькие и слабые, и не знаем этого; мы хотим казаться великими, мы убеждаем себя в правильности хода нашей жизни. Мы строим свои мечты о богатстве, постоянно поздравляя себя с тем, что мы совершенно деловые, что ничего не может пойти не так: – мы не можем проиграть.
И вот мы, мудрые, рассчитываем на все, кроме грома, молнии, землетрясения и бури, которая через два года соберется в океане против наших денег.
Я рад видеть в газетах, что первые сообщения о гибели людей были преувеличены. Я не вижу, что многое другое имеет большое значение, если вы все в безопасности. Я полагаю, что вы лучше перенесете потери, чем Фред – как я понял, он вложил туда деньги: мне очень жаль думать, что они могут пропасть. Обладание деньгами – значительной суммой – может иметь огромное значение для молодого человека: это может означать независимость, брак, семью – чувство безопасности, которого он не мог бы иметь в противном случае. Поэтому, если можно что-то сделать, чтобы вернуть утраченное, или как-то помочь ему, вы должны,
