Золотое сердце - Елена Леонидовна Мусатова

Агашка несколько раз ткнулась лбом в пол, отвешивая поклоны.

– Ой, обо что я ударилась, – проговорила она, потирая ушибленный лоб.

– Мы сейчас сгорим, а ты об ушибах думаешь, – сказал Николаша.

Митя прижимался к названому отцу.

– Нет, подожди, Коля, погибать. Угол темный. Сколько раз я пол здесь намывала, а ничего не видела. Кольцо железное. Об него я лбом и ударилась.

Агашка быстро вскочила с колен, взяла со стола нож, поддела им кольцо.

– Крышка тяжелая, помоги, Коля, поднять.

Николаша рванул за кольцо, и Агашка ахнула.

– Ход потайной. Видать, разбойники себе для отступления выкопали. Ступеньки вниз ведут, холодом тянет. Быстрей, лезьте в него, а то задохнетесь здесь.

– А ты как же, Агаша? – спросил Николаша.

– Меня крепко цепь держит, не вырваться. Ты ж сам сколько раз ее разбить пытался. Судьба у меня такая, неласковая. Короткая моя жизнь была и безрадостная. Но оттого, что помогу вам спастись, – на душе светло и весело. Бегите. Помни, Коленька, не навсегда ты ослеп, вернется к тебе зрение непременно. Прости меня за все.

– И ты меня прости, Агашка.

– Все, уходи. Дай я тебя на прощание поцелую.

Николаша почувствовал сухие горячие губы на лбу, слезы со щек Агашки капнули на его лицо.

– Бедная, бедная Агашка, – прошептал Николаша.

– Гришаня рублик потерял, когда к двери кувыркнулся, – крикнул Митя, – блестит на полу. Сейчас, тятенька, подберу его.

Но на досках поблескивал не целковый, а ключ.

– Скорей, Митя, – кричали Николаша и Агашка.

– Агашка, миленькая, не плачь, – закричал Митя, – не помрешь ты! Смотри, что нашел. Наклонись ко мне.

Мальчик быстро и ловко разомкнул замок на ошейнике, цепь упала, и Агашка вскрикнула от радости.

Она подхватила Митю на руки, быстро сбежала по ступенькам.

Николаша шагнул осторожно, чтобы не споткнуться, захлопнул крышку, и все оказались в темноте.

– Никакого просвета, – шепнула Агашка. Она опустила мальчика на землю и крепко взяла его за руку. – Как в преисподней.

– Я уж сколько времени так живу, – сказал Николаша.

Он чувствовал, как босых ног касается что-то холодное, скользкое, вытянув руку, нащупал шершавые стропила.

– Долго еще, тятя? – спросил Митя.

– Не знаю, сынок. Длинный ход разбойники вырыли. Видать, и вправду у них сила заговоренная была. Ой!

Николаша вскрикнул, наступив на острый корень.

– Ногу проткнул, – пожаловался он, хромая.

Наконец в лицо пахнуло свежим воздухом.

– Выход! – Митя отпустил руку Агашки и выскочил в проем. – Ой, хорошо-то как, дождь закончился, свежестью пахнет, тихо, спокойно, ветерок даже листвы не колышет, а звезды как горох на небо высыпали.

– Ты, Митяй, лучше осмотрись, куда нам идти, где Блиновку твою искать. Эх, как же мог ты ошибиться…

– Так если б мамка только блины пекла, я в жизни бы не перепутал. А она – то блины, то оладушки… И каждый раз говорила: «Запомни, сынок…»

– А сметанки или медку к блинам давала?

– Иной раз и давала.

– Удивительно, Митя, что ты деревню Сметанкино или Медовую искать не начал.

Мальчик засмеялся, Агашка хмыкнула.

Решили до утра переночевать в стожке сена, а как рассветет, отправляться в Блиновку.

VII

Лес коварен. Поманит веселой зеленью и закружит, обманет – не отпустит. Встречались в нем веселые, пестрые от разнотравья душистые полянки, над которыми порхали бабочки и гудели шмели, попадались грибные и ягодные места, заросли орешника, но были и места гиблые. Не приведи Господь зайти в болото, где росли чахлые ели и кривые березы. А если повезет и минуешь его, то непременно попадешь в мертвый лес, где уныло скрипят обгоревшие черные деревья.

Год прошел с тех пор, как ушел Митя с соседскими ребятишками в лес и не вернулся. Старики говорили, завел аука мальчонку в непроходимую чащу и бросил. Так бывает: услышит заблудившийся человек ауканье, решит, что человек рядом и спасенье близко, а сам, наоборот, все глубже и глубже заходит и назад уже дороги никогда не найдет. Может, леший утащил или водяной на дно болота уволок. Кто знает… Старики качали седыми головами: не жди, Малашка, своего сына. Не вернется он. Живи дальше.

Малаша с детства знала, что белые волосы и глубокие морщины означают мудрость и каждое слово стариков имеет большую ценность. Но не могла поверить в то, что ее сына больше нет на земле.

– Сердце мое чует, что жив Митяша и придет домой, – говорила она. – Однажды, весной, когда лопочут ручьи, или осенью, когда птицы соберутся в теплые края, зимой ли, когда тропинки будут запорошены, или красным летом, прибежит Митя и скажет: «Мамка, мамка, как же я по тебе соскучился!» Обнимет меня, уткнется, как обычно, в колени, только светленький затылок с завитушками виден, потом повернет личико, «родненькая моя» скажет. А я ему отвечу: «Как вырос ты, Митенька! Что так долго искал дорожку к родному дому?»

– На чудо надеется, – вздыхали жалостливо деревенские. – Кабы ума от горя не решилась.

Когда Малаша хлопотала по дому, то каждую минутку подбегала к окошку, чтобы глянуть, не идет ли сынок. Ночью спала плохо, вскакивала и выходила за дверь, чутко вслушиваясь в звуки и шорохи. Когда ходила помогать куму или подвизалась на поденную работу, вдруг все бросала и торопилась на большак. Возвращалась молчаливая и понурая.

– Ты чего, Малашка? – спрашивали ее.

– Показалось, что голос Митеньки услышала, – отвечала Малаша и продолжала начатое дело.

Андреевна, как могла, поддерживала свою постоялицу. Но она совсем одряхлела, окончательно ослепла и по большей части лежала на печке.

– Малашка, Малашка, – говорила она, – годы мои преклонные. Спасибо тебе, милая, что не собираю я куски по соседям, потому что заработать ничего уже не могу, а живу в сытости и тепле.

Однажды, когда Малаша ушла к куму, а Андреевна, по своему обыкновению, лежала на печке, явился Гришаня. Не обращая внимания на старуху, Гришаня прошелся по избе, осмотрел тарелки в поставце, проверил чугунок, лизнул кашу, покопался в сундуке.

– Хорошо! – сказал он, довольный. – Изба у тебя, Андреевна, низковата, но мне прям по росту. Главное – никто здесь больше не живет. А то у нас и притулиться негде. Братьев трое, все женаты, с детьми. И каждый угол занят. На печке – спят, на полатях[9] – тоже, на лавках – отец с матерью. Старших ребятишек на сундуки кладем. Не повернешься. Мне у порога стелют. Жену привести некуда. Свой дом строить хлопотно, да и дорого, денежки у меня есть, да не про эту честь. Вот женюсь на Малашке, приду сюда.