Сундучок храбрости - Евгения Александровна Русинова
Женька ещё сильнее вжался в маму. Та заговорила сладким как мёд голосом:
— Женёк, лапулёк мой, пожалуйста, не волнуйся. Тебе надо совсем недолго пожить в больнице. Смотри, сколько тут других деток! И Лев Иванович вон какой хороший! А я буду каждый день к тебе приходить — принесу книжки, настолки твои любимые…
Может, вкусняшек каких-нибудь хочешь?
Женька ушам своим не верил.
Неужели мама и в самом деле его здесь бросит? Это уже ни в какие ворота! Мальчик приготовился зарыдать по-настоящему — в качестве аргумента, что взрослые сильно ошибаются. Но почувствовал, как кто-то дёргает его за футболку.
— Хватит уже, Женёк-лапулёк, — Инесса строго смотрела на него из-под длинной чёлки. Потом шепнула: — Сейчас Мегера принесёт тебе постель и будет ворчать, что в палате посетители в сонный час. Нам потом всем от неё влетит, что не спим.
Пусть твоя мама уже идёт…
Наверно, она его заколдовала.
Иначе Женька не мог объяснить, почему покорно отлепился от мамы и потащился за этой девчонкой к кровати у окна.
Как по сигналу в палату зашла нянечка со сморщенным недовольным лицом. Она была такой старенькой и скукоженной, что её почти не было видно из-за подушки и стопки аккуратно сложенного постельного белья, которые она несла.
— А-а-а… Понял! Ты и есть Мегера! — догадался мальчик.
Мама и Лев Иванович густо покраснели и со словами «Нам ещё надо кое-что обсудить!» пулей вылетели в коридор.
Глава третья
Медсестра положила стопку белья на голый полосатый матрас и перевела взгляд на Женьку. Не взгляд — рентген! Он словно просвечивал мальчика целиком, насквозь, — до самой последней захудалой мыслишки. Тот испуганно дёрнулся.
— Ну всё! Хана ему! — выдохнул Мишка-трусишка и юркнул с головой под одеяло.
Но старушка лишь шикнула на детей:
— А ну брысь по кроватям! Для кого сонный час придумали? Всё Льву Ванычу расскажу, — и тут же, без паузы, обратилась к Женьке: — Ты новенький, што ль? Тоже всего боишься? Знаю вас — все вы такие в первый день. Как зайцы, каждого шороха шугаетесь. А потом осмелеете и вон — дразниться начинаете. Эти, што ль, охламоны тебя надоумили меня Мегерой назвать?
Женька не решился ответить, поэтому неопределённо пожал плечами.
— Ты меня лучше бабой Нюрой зови. Давай подмогу кровать заправить. Готовься, потом пойдёшь анализы сдавать. На, держи баночку — посикаешь в неё.
Баба Нюра одним взмахом расправила простыню, деловито и быстро вставила подушку в наволочку, повесила на спинку кровати застиранное полотенце.
— Ой, а где ж пододеяльник? Забыла, што ль? Подожди, сейчас принесу…
И нянечка поспешила куда-то по коридору.
Сердце изо всех сил колошматилось в Женькиной груди. Вот-вот вырвется на свободу сквозь рёбра!
События развивались слишком быстро: палата с привидениями, Лев, который вовсе не лев, мамино предательство… И теперь вишенкой на торте — А-НА-ЛИ-ЗЫ. Женька не вчера родился. Он знал, как больно бывает, когда тонкой иглой прокалывают палец и пытаются выжать из него драгоценные алые капли.
Но зачем ему целая баночка?
Неужели он должен наполнить её кровью до края?
— А что значит «посикать»? — заикаясь от волнения, спросил он у Инессы.
Палата взорвалась от хохота. Пашка с красным под цвет волос лицом повалился на спину и задрыгал ногами. Мишка повизгивал, как поросёнок, а Санька-всезнайка стучал себя по голове, видимо, намекая на Женькин недалёкий ум.
— То и значит… — ответила между приступами смеха Инесса. — Сделать пи-пи!
Понятней не стало. Ну и пусть!
Пусть издеваются! Он им в друзья не напрашивался, без них как-нибудь до вечера дотянет. А ночью сбежит домой! Женька плотно-плотно зажмурился. Хоть бы это оказалось всего лишь сном! Кошмарным кошмаром!
Глава четвёртая
Когда мальчик открыл глаза, то по-прежнему был в палате. Его плотным кольцом обступила «пижамная команда». В руках у Мишки была какая-то коробка, аккуратно обклеенная обрезками цветной бумаги.
— Тебе очень страшно, да? — вдруг поинтересовался он.
— Вам-то какое дело? — огрызнулся Женька.
— Да такое… — взял слово Пашка-барабашка. — У нас есть одно верное средство для храбрости! Помогает стопудово, даже мне! Но если не хочешь…
— Можно подумать, ты чего-то боишься, — недоверчиво покосился на него Женька.
— А то! — казалось, Пашка этим даже гордится. — Я уколы в попу очень не люблю. И ещё эту… компьютерную тупографию. Лежишь в трубе, как мумия египетская в саркофаге, — ни чихнуть, ни нос почесать.
— Не тупография, а томография, — поправил его Санька-всезнайка.
— Да без разницы! Говорю же, всё равно тупо!
Пашка забыл, о чём хотел рассказать, и с задумчивым видом пытался почесать под лопаткой.
— Так что это за средство? — не выдержал Женька. Он услышал в коридоре ворчливый голос бабы Нюры, которая, видимо, уже возвращалась с пододеяльником обратно. Сейчас войдёт и уведёт его на АНАЛИЗЫ.
— Это сундучок храбрости! Волшебный! — торжественно потряс коробку Мишка.
Внутри у Женьки всё рухнуло. Фу ты ну ты! А он уже начал надеяться… Неужели они думают, что он совсем маленький и верит в волшебство? Небось разыгрывают его, чтоб потом ещё раз посмеяться.
— Ты зря не веришь, — заглянула ему в глаза Инесса и застрочила, как пулемёт: — Я тоже раньше не верила.
Знаешь, как я ревела, когда одна тут без мамы осталась? А потом вытащила из сундучка колечко с изумрудом. Вот это! — девочка помахала у Женьки перед носом растопыренными пальцами с дешёвым пластмассовым перстнем. — Оно вон как переливается! Я подумала, ради такой красоты можно немного и потерпеть. А вчера перед самой перевязкой мне бусики попались. Перевязка знаешь какая болючая бывает? Только я стараюсь не плакать, чтоб нашу Ниночку не расстраивать. Это медсестра, ты её в процедурном кабинете увидишь. Может, и тебе в сундучке что-нибудь драгоценное попадётся.
Женька вздохнул и послушно запустил руку в коробку. Ну а чего, вдруг в самом деле храбрее станет?
А если даже не станет, то хотя бы попробует выловить оттуда карманный компас.
