Аномалия, рожденная смертью - Георгий Александрович Егоров

Богиня. Другого слова не нашлось.

Рост — под метр девяносто, ноги — как колонны античного храма, чёрные волосы собраны в тугую, массивную косу, скреплённую стальной заколкой на затылке. Футболка цвета выбеленного мела облегала торс, очерчивая тонкую талию, лосины подчёркивали каждое движение. Но не внешность привлекала внимание — в ней было что-то дикое, тот самый запах смерти, который на подсознании чувствуют все животные. Даже песок под её шагами, казалось, шептал: она не человек.

Не дав времени на размышления, она сорвалась с места. Удары — как вспышки молнии. Резкие, быстрые, с какой-то нечеловеческой пластикой. Руки, ноги — всё работало в синхронной, смертельной симфонии. Фёдор ловил каждое движение, каждые микросекунды траектории. Без своего аномального «замедления времени» он бы уже валялся в пыли.

Внезапно — «вертушка». Классика. Она хотела шоу, красоты. Её пятка пронеслась над его головой — в этот момент он вогнал кулак ей в солнечное сплетение. Хруст. Девушку отбросило назад, как тряпичную куклу. Она грохнулась на спину, подняв тучу песка.

Федя не двинулся. Публике хотелось зрелища, ему — убедиться. Не всё так просто с этой фурией.

Она зашевелилась. Голова качнулась вправо, влево. Затем, выгнувшись дугой, она изящно поднялась на ноги одним движением — будто не падала вовсе. Восторг на трибунах был оглушительным. Кто-то даже вскочил на кресло, визжа как свинья перед бойней.

И всё пошло по второму кругу. Те же удары, та же скорость — но теперь Федя искал что-то другое. Он чувствовал подвох.

И подвох нашёл его сам.

Она метнулась в прыжке назад, и в ту же секунду лицо Фёдора обожгло, будто кипятком плеснули. Он инстинктивно коснулся щеки — рука вернулась вся в крови. Сквозь багровую пелену на ладони он почувствовал: лоб, бровь, скула — всё распорото. Глаз не задет, но видимость почти нулевая.

Снова удары, снова хаос — но теперь он следил не за ногами и руками, а за её головой. И увидел. Лезвие. Тонкое, изогнутое, будто змея. Оно было вшито в кончик косы. Каждый её поворот головы превращался в смертоносный удар.

— Вот ты какая, — прошептал он, уклоняясь от очередного взмаха.

Но не успел увернуться от следующего. Острый металл полоснул ухо. Верхняя часть — как лепесток — отлетела, брызнув кровью на песок.

— Твою мать... — прохрипел он, ощущая, как кровь стекает по шее.

Она не останавливалась. Её глаза горели, как у тигрицы. Она плыла по воздуху, сыпала ударами, каждый шаг — танец смерти. Федя знал: дальше — смерть. Его.

И тогда он поймал момент. Она шла в прыжке, крутанула косу, как плеть. Он метнулся навстречу, подставил плечо, левой рукой блокировал движение — правой схватил за основание косы. И рванул.

Ощущение было, как будто он тянет за кожу самого сатану.

Коса не поддалась сразу. Мгновение — и под его пальцами хрустнуло. Не волосы — кожа. Она оторвалась полосой, как пласт пластыря, снятого с раны. Скальп. Натуральный. Кровавый, с мясом, жилками и чёрными волосами, обвивающими стальное лезвие.

Она закричала. Этот крик вонзился в барабанные перепонки, как нож. Она схватилась за голову. А под пальцами — гладкий, обнажённый череп. Белый. Блестящий. Облитый собственной кровью.

Федя на долю секунды замер, сам не веря в произошедшее.

Потом — короткий замах, боковой в челюсть. Щелчок. Её тело повалилось, будто выдернули кукольную нить. Он стоял, дрожа от адреналина, от ужаса того, что сделал. В руке — окровавленный скальп с косой.

— Надо закончить. — сказал он сам себе.

Сжав пальцы на стальном лезвии, он подошёл к лежащей. Песок под её телом уже пропитался кровью, но она ещё жила. Дышала. Издавала тихие звуки.

Федя медленно опустился, перевернул её на живот. Держа косу как нож, он прицелился — и вонзил лезвие в затылок. Один чёткий, жёсткий удар. Точно в основание черепа.

— Прикрепил обратно. — мрачно подумал он.

Зал взорвался. Люди кричали, ревели, бросали вверх руки. Кто-то плакал. Кто-то смеялся. Песчаный ринг превратился в алтарь, где только что принесли жертву.

А Фёдор стоял и смотрел на свои окровавленные руки. Он знал — это только начало.

Король умирает

Прошло трое суток с момента объявления боя. Все эти дни Фёдор провёл запертым в медицинской палате. Не просто в изоляции — под круглосуточной охраной. Кириллыч, с его паранойей и животным инстинктом хищника, не позволил ни единого шанса на отступление, на бегство, на ошибку. Он знал, что впереди бой не просто за деньги — за контроль, за статус, за страх. И Фёдор был его ставкой.

Когда Фёдора вывели на ринг, песок под ногами казался странно тяжёлым. Он не сыпался — вяз, будто был пропитан потом, кровью и ещё чем-то невыразимо человеческим. Над ареной висела тугая, дрожащая тишина, как перед грозой. Сотни глаз — с трибун, из лож, из-за заградительных решёток — впились в него. Он бросил взгляд на доску ставок. Пять к одному. Не в его пользу. Аудитория сделала свой выбор. Сегодня он — просто мясо. А «Король» — фаворит. Бог. Стервятник, прилетевший на запах будущей смерти.

«Андердога». Так его теперь называли. Тёмная лошадка. Неожиданность. Гадкий утёнок, у которого, правда, есть шанс вцепиться в глотку лебедю и утащить его на дно.

— Ну что ж, — выдохнул Фёдор себе под нос. — Нашим лучше.

Он надеялся, что Кириллыч действительно сдержит обещание. Деньги — последнее, что его волновало, но, если этот ублюдок что-то пообещал, пусть хотя бы раз исполнит. Честно, по-пацански.

И вот он появился. «Король».

Широкоплечий, как танк. Перекачанный, как чудовище из фильма про мутантов. И уверенный — на грани самодовольства. Он вышел под рев толпы, подняв руки, как будто уже победил. Его лицо, загорелое, блестящее от масла, скривилось в оскале — что-то между улыбкой и угрозой. Подойдя ближе, он провёл ребром ладони по собственной шее — «тебе конец». Угроза стара как мир. И всё равно цепляющая.

Фёдор хмыкнул, ответил большим пальцем вверх и лёгкой, почти издевательской улыбкой. Бой ещё не начался, а он уже начал играть. Провоцировать. Выводить из равновесия. Внутри бурлило нечто тёмное, что всегда рвалось наружу в таких боях. И сегодня оно было особенно голодно.

«Король» рванулся вперёд. И сразу промахнулся.

Фёдор исчез. Плавно, стремительно, почти беззвучно. Лишь вихрь пыли поднялся на том месте, где секунду назад стоял «Школьник». Ему нравилось это прозвище. Оно сбивало с толку.

Он наблюдал. Изучал. «Король» был массивен, да. Но его мышцы были тяжёлые, как бетон. Неподвижные. Удары