Послушай меня - Тесс Герритсен
— “Что происходит, Триша? Я говорила с твоей мамой, она так беспокоится о тебе!"
Ее лицо застывает. Она смотрит на морозильник, впиваясь взглядом в полки.
— “Почему бы тебе хотя бы не позвонить ей?” - предлагаю я. “Скажи ей, что с тобой все в порядке. Тебе не кажется, что она заслуживает хотя бы этого?”
— “Ты ничего о ней не знаешь”.
— “Она твоя мама. Этого вполне достаточно чтобы хотя бы позвонить ей.”
— “Только не после того, что она сделала”.
— «О чем ты? Что такого тебе сделала Джеки?”
Триша отворачивается от морозильника. «Кажется, я вообще ничего не хочу», — бормочет она и уходит.
Я смотрю ей вслед, сбитая с толку тем, что только что произошло. Я знаю эту девушку всю ее жизнь. Я помню, как принесла розовый комбинезон и пакет памперсов, когда она родилась. Когда она была герлскаутом, я каждый год покупала у нее мятные леденцы и жертвовала на поездку ее класса в округ Колумбия, Но это уже не та милая девочка. Эта Триша злая и обиженная, подросток - кошмар каждой матери.
Бедная Джеки.
***
В тот день, после того, как я убрала продукты, я иду по улице к дому Джеки. Она обрадуется, узнав, что я видела ее дочь живой и здоровой. Когда она открывает дверь, я вижу напряжение на ее лице, обвисшие мешки под глазами, нечесаные волосы. Она плакала, и от этого я еще больше злюсь на Тришу. Слава богу, моя Джейни никогда не подвергала меня ничему подобному.
«О, дорогая», — говорю я, входя в дом. — Похоже, тебе нужны хорошие новости.
— Я сейчас не в настроении принимать гостей.
— Но от этого тебе станет легче. Я гарантирую.
Направляемся прямо на кухню. Для женщин это автоматический пункт назначения, первое место, куда вы идете, чтобы с дороги попить чайку и передохнуть. Я не уверена, что Джеки вообще использует свою гостиную в эти дни, потому что все там кажется застывшим на месте, неподвижным, как будто кто-то покрыл все это воском, чтобы сохранить презентабельный вид на случай, если появится важный гость. Я не такой гость. Я просто друг — по крайней мере, я так думала, но она не выглядит счастливой, увидев меня, и явно хочет, чтобы я ушла. Что-то изменилось.
Да, думаю я, заходя на кухню. Что-то определенно изменилось. Здесь еще больший беспорядок, чем в прошлый раз. В раковине навалена грязная посуда, и, судя по засохшим остаткам еды на тарелках, она лежит там не меньше суток. Несколько осколков стекла сверкают на полу возле холодильника. Кто оставляет битое стекло на полу? Джеки не предлагает мне чай или кофе — опять же, это на нее не похоже. Мы садимся за стол, но она не смотрит на меня, как будто боится. Или стесняется своего изможденного вида.
— Расскажи мне, что происходит, — говорю я.
Она пожимает плечами. — "Замужество. Все сложно."
— Вы двое поссорились, да?
— "Ага."
— Так кто разбил стекло, ты или Рик? Я указываю на осколки на полу.
— «Ох, это Рик. Он швырнул его и… — Она всхлипывает, пытаясь сдержать слезы.
— Он не ударил тебя, ведь правда? Потому что, если он это сделал, я…
— Нет, он меня не бил.
— Но он швыряет посуду.
— «Энджи, прошу, не сгущай краски».
— «Да куда уж сгущать».
— «У нас была ссора. Он ушел, чтобы остыть. Вот и все. Это все, что я хочу сказать».
— Но он вернется?
— "Я не знаю." - Ее всхлипы становятся все более отчаянными. — «Может, и нет. Я просто боюсь, что он что-нибудь сделает».
— "Тебе?"
— "Нет! Перестань так думать!» - Внезапно она встает. — «Мне нужно прилечь. Так что, если ты не возражаешь...
— Но я так и не рассказала тебе, что сегодня произошло.
— "Энджи, мне действительно сейчас не до разговоров". Она собирается выйти из кухни.
— «Это Триша! Я видела ее в супермаркете всего несколько часов назад. Она была жива и здорова, выбирала мороженое».
Джеки останавливается в дверях и поворачивается ко мне. То, что я вижу на ее лице, меня озадачивает. Несмотря на то, что я только что сообщила ей чудесные новости, выглядит она напуганной. — " Ты… ты говорила с ней?"
— “Я пыталась, но ты ведь знаешь этих подростков.”
— “Что она сказала?”
— “Кажется, она действительно злится на тебя”.
— "Я знаю."
— “Что произошло между вами двумя? Она сказала, что это все из-за тебя.”
— “Она не сказала тебе в чем причина, не так ли?”
— "Нет."
Джеки вздыхает с облегчением. — “Я не хочу говорить об этом. Пожалуйста, просто оставь меня в покое, ладно? Это наши семейные дела и мы разберемся в них сами”.
Я выхожу из ее дома, чувствуя себя сбитой с толку. Когда я ухожу, то замечаю, что она наблюдает за мной, ее изможденное лицо белеет в рамке окна. Я не знаю, что разлучило эту семью, и, очевидно, ни один из них не собирается мне рассказывать. По крайней мере, теперь я знаю, что это не случай похищения подростка. Это случай обозленного подростка и брака, балансирующего на краю пропасти.
Просто еще один день по соседству.
Восемнадцать
Маура
Когда Маура посмотрела на клавиатуру, она почувствовала, как ее сердцебиение участилось, в такт темпу аллегро, в котором теперь играл оркестр, каждая нота, каждый такт отсчитывали время до ее соло. Она так хорошо знала свою партию, что могла играть ее с закрытыми глазами, но ее руки дрожали, нервы натягивались все туже и туже, когда струнные и деревянные духовые взывали друг к другу. Теперь к ним присоединились фаготы, заиграли флейты, и настало ее время.
Она начала свое соло. Ноты запечатлелись в ее мышечной памяти, теперь они были ей так же знакомы, как дыхание, и ее пальцы без усилий двигались по каденции, замедляясь до дольче, а затем переходили к финальной трели. Это был сигнал для струнной секции поднять свои смычки для секции тутти. Только тогда, когда за дело взялись остальные члены оркестра, она смогла оторвать руки от
