Танец теней - Яков Осканов
— Да уж, это поразительная и мрачная история. И в свете того, что вы рассказали, она видится мне даже более пугающей, чем вначале.
— Я рассказал нечто, что подтвердило какие-то ваши давние опасения?
— Боюсь, что так.
— Могу я узнать, что же именно вас так встревожило?
— Как я вам уже упоминал, началом болезни может служить какое-либо потрясение.
— Да, вы сказали, что вероятной причиной могло быть самоубийство матери.
— Верно. Но это лишь одна из вероятностей. Есть и другая. Не только самоубийство Веры Александровны, но и сама Вера Александровна могла быть причиной Сониной болезни.
— Что вы имеете в виду? Боюсь, я не вполне понимаю ход ваших мыслей.
— Сейчас вы поймёте. Видите ли, по моим личным наблюдениям, которые, впрочем, согласуются с наблюдениями моих коллег, не только сильные переживания и потрясения могут быть причиной душевного расстройства. Есть некоторая зависимость между болезнью родителей и ребёнка. У людей, страдающих психическими нарушениями, чаще рождаются дети, наследующие недуги родителей.
— А в случае Софьи мы имеем оба этих неблагоприятных обстоятельства в сумме.
— Боюсь, что мы столкнулись не с двумя, а даже с тремя возможными причинами болезни Сони.
— Тремя?
— Да. Впрочем, это лишь моё осторожное предположение. Подчеркну, что моих наблюдений недостаточно, чтобы сделать подобное заключение и оно было бы признано в научных кругах. Но, тем не менее, не могу не заметить, исходя из своего опыта, что болезнь передаётся по наследству в основном мужчинам.
— То есть безумие матери, скорее всего, не является причиной болезни дочки?
— Скорее всего, является, но требуется ещё одно редкое условие, при котором несчастная наследственность весьма вероятно будет передана девочке. И этим редким условием являются оба больных родителя.
Суздалев с изумлением посмотрел на доктора и несколько секунд молчал, укладывая новый неожиданный штрих в общую картину дела. Потом уточнил:
— Стужин также страдал безумием?
— Я бы не удивился, узнав, что это так.
— Но как такое возможно? С его положением в обществе это точно заметили бы. Да и вы много раз виделись с ним. Он совершал поступки или говорил нечто такое, что натолкнуло вас на эту мысль?
— Нет, по моему мнению, в те разы, что нам случалось встречаться, он был абсолютно нормален. Но долгое напряжение нервов могло привести к началу болезни. Вполне возможно, что у Михаила Николаевича это случилось уже в Ирии. Несмотря на то, что в научных кругах мы называем это ранним слабоумием, далеко не всегда оно раннее и далеко не всегда слабоумие. Человек может полностью сохранить интеллект и скрывать свой недуг, особенно если он обладает сильной волей и острым умом.
В этот момент подошла медицинская сестра и что-то прошептала доктору на ухо. Тот озабоченно кивнул и спросил Суздалева:
— Никон Архипович, меня вызывают по срочным делам. Я могу быть вам ещё чем-то полезен?
— Не смею вас задерживать. Вы дали богатую пищу для размышлений. Премного вам благодарен.
— Не сочтите за труд, дайте знать, если дело продвинется или вам случится отыскать журнал профессора Вернера.
— Конечно, Михаил Юрьевич. Можете не сомневаться, я дам вам знать, если узнаю что-то новое.
На этом они попрощались. Доктор поспешил в клинику, а Суздалев в задумчивости пошёл к выходу.
Глава 9. Суздалев
Глава 9. Суздалев
Спал я в эту ночь плохо. Мне снились странные сны, от которых на утро остались лишь ускользающие кошмарные образыи смутное ощущение опасности. Вполне возможно, на меня подействовал журнал профессора, прочитанный перед сном, и обстановка, в которую я был погружён.
Одиночество и тлен, царствующий в любом надолго заброшенном месте, действовали угнетающе. Ум мой был занят трагической историей Ирия и окутавшей эту историю недоброй тайной. И хоть я и не относился к категории людей впечатлительных, чувство необъяснимой тревоги день ото дня подтачивало твёрдость моего духа.
Чтобы не поддаваться мрачным чарам этого места, я решил занять себя умственной работой. Первым делом мне хотелось перечитать журнал. Теперь, когда история профессора была мне известна, любопытство и эмоции не участвовали в восприятии текста, и можно было полностью сосредоточиться на хронологии и фактах.
Но прежде я поднялся с дивана и размялся, проделав нехитрую, но весьма энергичную утреннюю гимнастику, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, прогоняя остатки сна. Мне хватило четверти часа, чтобы почувствовать в теле бодрость, а в уме ясность.
Ещё минута ушла на набивание и раскуривание трубки, после чего я взял журнал и уселся его перечитывать.
В этот раз дело шло быстрее, так как я точно знал, какие части написанного можно смело пропускать, а непонятные места в почерке профессора разгадал ещё вчера. Закончив чтение, я решил подытожить и выделить то важное, что по моему разумению стоило внимания.
Исчерпывающих ответов журнал мне не дал. Собственно, я и не надеялся их получить, так как Вернер не был последним человеком, оставшимся в усадьбе. Он не мог знать судьбу Стужина и его дочки. Интуиция подсказывала мне, что именно Софья и её отец являются ключами к той запертой двери, за которой скрывалась тайна Ирия. Но мне не на что было опереть свою интуицию, так как в моём распоряжении пока не было никаких фактов, говорящих в пользу моих предчувствий.
Подумав немного над прочитанным, я выделил для себя шесть значимых происшествий, которые требовалось объяснить, чтобы стала вырисовываться общая картина.
Первое — пропал работник по имени Степан.
Второе — три женщины умерли от заболевания, судя по симптомам, мне неизвестного.
Третье — пропали ещё двое мужчин.
Четвёртое — вода в озере изменилась, но всё также оказывала лечебный эффект на Соню.
Пятое — кто-то тайно захоронил собаку и провёл какой-то языческий ритуал. Неизвестно, была ли собака убита или она издохла сама, а кто-то лишь воспользовался случаем и использовал её труп для обряда.
Шестое — Стужин вёл себя странно в двух случаях: не хотел, чтобы Соня продолжала пить воду из озера, и отослал профессора среди ночи в город, подвергая того значительному риску, связанному с дорогой.
Я попытался сложить логичную версию произошедшего в Ирие, суммируя новые сведения из журнала профессора с тем, что уже знал до этого. Но имеющиеся в моём распоряжении факты мало походили на звенья причинно-следственной цепи. Скорее это были разрозненные фрагменты
