Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг
— Я польщен, монсеньор, но не забывайте, у меня была всего пара месяцев, чтобы обработать материал, который Шлезингер собирал половину своей жизни. Конечно, я знаю, о чем идет речь, но подробности…
Круцитти глубоко вздохнул.
— Когда в 1987 году кто-то проник в Туринский собор и отрезал кусок от плащаницы Господа нашего, в курии воцарился хаос. Сегодня уже можно говорить об этом спокойно: предшественник кардинала-госсекретаря Паоло Кальви не соответствовал занимаемой им должности. Он не увидел опасности, которая была связана с казалось бы безобидной кражей кусочка ткани. И когда Шлезингер через несколько месяцев предстал перед Ватиканом и начал утверждать, что у него есть научное доказательство того факта, что Господь наш Иисус вовсе не возносился на небеса, тогда никто не воспринял его слова всерьез. В общем, на его требования никто не обратил внимания. Ясно, что Шлезингер был шантажистом, но что значат какие-то десять миллионов перед лицом возможных последствий?! Как и следовало ожидать, вскоре нашлись заинтересованные лица, которые были готовы за тайну Шлезингера выложить десять миллионов: некий мистический незнакомец, во всяком случае тогда, но достаточно умный, чтобы потребовать у курии ежегодной выплаты десяти миллионов за его молчание. Когда об этом узнал его святейшество, он сначала удалился на семидневную молитву. Он молился неделю не переставая, после чего на него снизошло просветление, и он заменил тогдашнего кардинала-госсекретаря на Паоло Кальви, который, в свою очередь, избрал меня своим помощником. При всей своей скромности скажу, что это я был автором той идеи. Я предложил заменить плащаницу, в подлинности которой не было никакого сомнения и в которой действительно лежал Господь наш, на средневековую подделку и на следующий год организовать ее научное исследование. Обнародовав в 1988 году результат, я надеялся положить конец любому шантажу раз и навсегда. Но я ошибался.
Гропиус молчал. Сознание того, что именно помощник кардинала-госсекретаря посвятил его в эту мрачную тайну, показалось ему настолько абсурдным, что он уже начал сомневаться в реальности происходящего. Но ведь история, рассказанная Круцитти, очень логично вписывалась в те сведения, которые успел получить он сам. И все равно оставалось еще очень много вопросов. И главный из них: зачем Круцитти рассказал ему обо всем этом?
Монсеньор тоже внезапно замолк. Он шел, не обращая ни на что внимания, глубоко погруженный в себя. Гропиус заметил, что на кончике его носа выступили капельки пота, — так сильно взволновал Круцитти его собственный рассказ. Наконец он сказал:
— Да что я говорю, как будто вы сами этого не знали!
— Вовсе нет. Я не столь хорошо информирован, как вы полагаете. Во всяком случае сейчас для меня кое-что прояснилось. Но несмотря на это, остается все еще очень много вопросов. Например, кто убил Шлезингера, де Луку и Шебу Ядин? — При этом Гропиус бросил на Круцитти испытующий взгляд.
Тот замялся, но уже в следующее мгновение снова взял себя в руки и самоуверенно возразил:
— Господь простит вам злые помыслы. Подозревать Римскую курию в том, что это она является заказчиком серии убийств, — это же абсурд, профессор!
— Вы так думаете? Во всяком случае все трое находились в непосредственной связи с тайной Иисуса. Или другими словами, стало на троих знающих меньше.
— Профессор! — с негодованием воскликнул Круцитти. — Если бы это было так, если бы Ватикан действительно был заинтересован в том, чтобы устранить всех обладающих информацией, то вы бы, извините, стояли первым в списке. И мне не поручали бы вести с вами серьезные переговоры.
— Неправда, монсеньор! Пока папка «Голгофа» принадлежит мне, вы будете беречь каждый волосок на моей голове. В этом я уверен. Поскольку вы боитесь, что моя смерть автоматически приведет в действие некую машину, в результате чего произойдет грандиозный скандал.
— Профессор, не смейте даже думать об этом! Это станет катастрофой для трети всего человечества!
— Именно. Хотя мысль о том, чтобы подпортить теологам жизнь, не лишена привлекательности.
Было заметно, что Круцитти занервничал.
— Вы не можете этого сделать! — выкрикнул он вне себя. — Вы хотите лишить всякой надежды два миллиарда человек? Подумайте, мы все живем не чем иным, как этой надеждой. Надеждой на счастье, надеждой на любовь, надеждой на богатство, власть и влияние, надеждой на вечную жизнь.
Гропиус молча кивнул и сказал:
— Но если за этими смертями стоите не вы, тогда кто же?
Тут Гропиус заметил, что вслед за ними на приличном расстоянии едет темный лимузин. Грегор заволновался. Тогда в Берлине, когда все только начиналось, его на пути в отель тоже сопровождал лимузин. Теперь он снова почувствовал, как затылок покрывается холодным потом. Сердце Грегора сжалось от ужаса.
— Спросите у противоположной стороны, — услышал он ответ Круцитти, который выглядел спокойным и совершенно уверенным в себе.
Гропиус растерянно спросил:
— А кто — противоположная сторона?
Монсеньор молчал. Сделав еще пару шагов, он сказал:
— Я и так сказал вам слишком много. Подумайте над нашим предложением. Что бы вам ни предлагала противоположная сторона, мы дадим больше. Вот моя визитка. Можете звонить в любое время. Слава Иисусу!
Гропиус взглянул на визитную карточку.
Этот короткий момент Круцитти использовал для того, чтобы молниеносно скрыться в лимузине, который стоял у края дороги. В ту же секунду «мерседес» последней модели сорвался с места и умчался в направлении центра города.
* * *
Вернувшись в гостиницу, Гропиус увидел, что его ждет Франческа. Она нежно взяла его за руки.
— Грегор! Слава Богу! Я пыталась дозвониться до тебя, но ты не отвечал, я очень волновалась. Я запаниковала и примчалась сюда.
Франческа отвернулась от него, но Грегор успел заметить, что глаза у нее были влажные. Еще совсем недавно он бы ни за что не поверил, что она может так вести себя по отношению к нему. Франческа всегда была сдержанной и самоуверенной, он считал ее холодной. А вспоминая их первую встречу, он думал, что эта женщина легко ориентируется в любой ситуации. Но не так давно он заметил, что Франческа изменилась.
— Могу ли я теперь получить назад руку? — смеясь, сказал он.
Франческа, которая все еще держала его ладонь в своей, сказала:
— После того что мы вчера пережили, ты должен меня понять. Я действительно испугалась, думала, с тобой что-то произошло.
Именно теперь, после странной встречи с посланцем Ватикана, он оказался особенно восприимчивым к нежности Франчески и просто таял. Но Гропиус не был человеком, который
