Когда поют цикады - Стивен Амидон
На работу она вернулась на следующий день после слушаний. Все только и нянчились с ней, пока ее отношение к хлопотам не стало очевидным, и тогда коллеги отстали от нее, вновь погрузившись в продажу побрякушек молодым, ставящим на карту свое будущее. Работать ей нравилось. Помогало меньше думать о Патрике. По крайней мере, днем. Вот ночью дело было другое. Ночью мысли шли непрерывным потоком.
Уже стемнело, когда пришло то его сообщение. «Сейчас я этим займусь». В полицию Даниэль позвонила после некоторых колебаний. Она уже предала Патрика утром, когда бросила его. Тем не менее намерение не вмешиваться сохранялось у нее лишь несколько минут. Гейтс оказалась занята, и в конце концов ее связали с Прокопио. Детектив был немногословен, и зловещесть его молчания напугала женщину.
Заподозрив, что совершила ошибку, Даниэль помчалась в Эмерсон. Ее страхи полностью подтвердились, стоило ей свернуть на Фокс-Чейз-лейн. Перед домом стояли три полицейские машины, две патрульные и седан. На лужайке толпились люди, среди них Джек Пэрриш и какая-то блондинка – очевидно, его мать. Даниэль проехала дальше и припарковалась за машиной Патрика. Не зная, что делать, она лишь наблюдала за суматохой в зеркало заднего вида. Затем к мигалкам добавились новые – пожарной машины, патрульной штата и скорой помощи.
Тогда она выбралась из машины и направилась к участку Пэрришей. Обогнув территорию вдоль ограды, оказалась на границе заднего двора и по аккуратно подстриженной траве прошла за огороженное патио. Открывшаяся ее глазам кухня была заполнена полицейскими и парамедиками. Еще там находился Прокопио и мужчина, в котором она немедленно признала отца Джека Пэрриша. Кто-то лежал на полу, почти полностью скрываемый кухонным островком. Ясно Даниэль разглядела лишь лоферы лежавшего – а большего ей уже и не требовалось. Она немного постояла в темноте, а затем удалилась, так никого и не потревожив своим присутствием.
На протяжении нескольких последующих дней Даниэль хоть и осознавала, что должна изводиться скорбью и виной, на деле чувств не испытывала практически никаких. Та ее часть, в которой подобные чувства обитали, была уже битком забита. Так что женщина предавалась воспоминаниям о проведенных вместе выходных. Не о пьянстве, не о лихорадочных рассуждениях и даже не о сексе. Но о тех моментах нежности, когда они тихонько лежали на его широкой кровати, сонные, и все же в миллионах километров от сна. В какой-то момент Патрик признался, что прошло уже почти два года с тех пор, как к нему прикасались. Казалось, он был безмерно благодарен ей за одну только ее руку у него на груди, за ее теплое дыхание на его щеке. Она вспоминала голос мужчины. Жалела, что они провели так мало времени вместе, что он никогда не встречался с Иден. Воображала, как он терпеливо выслушивает дочь, пытаясь понять, что творится у нее в голове. Кто его знает, может, он-то как раз и понял бы ее.
В крематорий она отправилась одна. Тело погрузили в печь, раздалось «вжух!» – и все. Конец Иден.
Потом у нее дома состоялись поминки. Ими заправляли Слейтеры. С едой они поистине превзошли самих себя. Еще Стив разорился на уйму выпивки. Гейтс не пришла, Бондуранты удалились менее чем через полчаса. Показались четыре странные девицы с кладбища. Забились себе в угол, поклевывали сырые овощи да дерзко отбивались от всех попыток втянуть их в разговор.
Уже через два часа все разбежались. Близнецы Слейтеров хотели помочь с уборкой, однако Даниэль велела им идти – им и без того предстояла работенка по транспортировке Стива, малость перестаравшегося с мистером «Джеком Дэниелсом». Ее сестра и мать предложили остаться у нее на ночь, но Даниэль отказалась. Раз уж ей суждено жить в одиночестве, то почему бы сейчас и не начать.
Так что в итоге компанию ей составляли лишь мясная нарезка, океан алкоголя да сокрушительная пустота, которой она старательно избегала последнюю пару недель. Бондуранты привезли остававшиеся у них вещи Иден и молча сложили их в углу гостиной. Бо́льшую часть одежды дочери Даниэль забрала ранее на неделе, но до обуви не дошли руки, да еще по всему их дому была разбросана косметика. Среди таковой оказалась и щетка для волос, вся забитая ее волосами. Даниэль просто понесла пакеты в комнату Иден. Распакует либо позже, либо вообще никогда. Какая разница, где теперь валяться ее старым кедам.
У дверей спальни она вспомнила рассказ Гейтс о записи на автоответчике матери детектива и задумалась, сколько еще здесь провисит эта вырезка с надписью «Угроза Иден». Даниэль собиралась просто свалить пакеты за дверь, но что-то завлекло ее в комнату. Она окинула взглядом плакаты на стенах, такие же бессистемные, что и сама Иден. «Бешеные псы» Тарантино, «Подсолнухи» Ван Гога, какой-то татуированный дрищ-недоумок в расстегнутой рубашке. На комоде валялась косметика вместе с бейсбольным мячом, что она поймала на стадионе «Фенуэй Парк».
Даниэль улеглась на кровать без постельного белья, и в этот момент у нее из кармана что-то выпало. Конверт, что ей на похоронах вручила та зеленоглазая женщина. «Матери Иден». Она вскрыла его. Открытка оказалась довольно милой. Без всяких банальных надписей, просто черно-белая фотография орхидеи. Она открыла ее посмотреть, кто же эта незнакомка. Из открытки выпало несколько листков бумаги, с обеих сторон исписанных аккуратным мелким почерком. Даниэль посмотрела на последнюю страницу. Подписано Элис Хилл. Ах, ну конечно. Мать Ханны. «Здесь кое-что, что вам захочется прочесть».
Женщина уронила листы на покрывало. Сил на чтение у нее сейчас не было совершенно. Потом почитает. И хотя она ни капли в рот не взяла, на нее внезапно обрушилась усталость. Словно усыпляющий газ, в комнату незримо просачивалась пустота дома. Даниэль вовсе не хотелось лежать здесь и думать о своем мертвом ребенке, однако из-за охватившей ее слабости она не смогла оказать сопротивление вторгшемуся воспоминанию. Иден была совсем маленькой, три или четыре годика. Они вдвоем отправились в торговый центр. Даниэль понадобилось купить новое платье: ее подруга Мод выходила замуж за не того парня, в очередной раз. Они прошли в примерочную, где Иден стала развлекаться, разглядывая свои отражения в противоположных зеркалах. Бесконечное количество Иден. А затем, в тот самый момент, когда голова Даниэль скрылась под платьем, в которое она пыталась втиснуться, Иден рванула из кабинки со стремительностью спущенного с привязи спаниеля. Лихорадочно натягивая платье, Даниэль позвала – сначала дочь,
