Черные крылья - Николай Иванович Леонов
Надо домой! От усталости мысли в его голове путались. По дороге Лев пытался как-то собрать все в кучу, выстроить в единую схему, только факты рассыпались, как стеклышки в калейдоскопе, и никак не складывались в общий узор.
Однако оказавшись в родных стенах, он не лег в кровать, где уже (или еще, потому что подкрадывалось утро) спала Мария. Понял, что не уснет. Слишком много новой информации, и она никак не укладывается в единую схему.
Сыщик сделал себе чашку крепкого кофе и засел в кабинете над ежедневником. Так чаще всего Лев Гуров обдумывал свои дела. Со стороны это выглядело каким-то набором черточек, кружочков, квадратиков и стрелочек. Однако для него в этой схеме факты, улики укладывались в логичную версию. Или не укладывались… как сегодня. Тогда после схемы появлялся список из вопросов, на которые надо было найти ответ, имена свидетелей, с которыми он планировал поговорить.
Когда три листа уже были исписаны, Лев устало прикрыл глаза. И перед его внутренним взором тотчас же снова лежал на диване Василий Терехин. Безупречный костюм, застывшее лицо и алое пятно маски на столе.
Он снял ее, видимо, когда пришел с Валентиной в кабинет для серьезного разговора. Как парадоксально получилось… Смерть Василия сняла маски с тех, кто был на той вечеринке. Официант Арман, оказавшийся фальшивкой; Валентина Барсукова, которая прикрывалась купленным женихом. Конечно, он как профессиональный сыщик смог разглядеть обман, но это не давало ответ на главный вопрос: кто убил Терехина? Подозреваемых хватает, и у каждого свой мотив.
Поэтому Лев нарисовал огромный знак вопроса в ежедневнике и на этом закончил свой мозговой штурм. Ответа он так и не нашел, так что остается только поспать пару-тройку часов и снова взяться за расследование.
Глава 4
Новый день полковник Гуров начал в городской квартире Терехина. Именно туда пригласила его вдова, когда опер попросил ее о встрече. Он так же, как и с Барсуковым, планировал воссоздать вместе с Верой весь вечер по минутам на основе ее воспоминаний.
Они расположились в гостиной, где большие кожаные диваны выстроились в мягкий полукруг. Лев задал несколько вопросов про похороны, и вдова принялась подробно рассказывать, что запланировано и как будет происходить прощание.
Пока она говорила, опер внимательно рассматривал женщину. Он никогда раньше не задумывался об отношениях Веры и Василия. Ему было достаточно видеть, что его друг действительно счастлив с этой женщиной. Конечно, он всегда восхищался красотой Веры, но больше как некой прелестной статуэткой, чем как настоящим человеком. Во время их встреч у Марии больше находилось тем для общения с женой Терехина, чем у полковника Гурова.
Сейчас он смотрел на изящную фигурку, одетую в безупречный траур, и пытался понять, что же внутри у Веры Терехиной. Черная одежда, повязка на волосах, бледность лишь подчеркнули ее утонченную красоту. Высокий лоб, тонкая линия носа, мягкий овал подбородка напоминали ему изящное, нежное личико старинной фарфоровой статуэтки. Правда, видеть Веру печальной ему было непривычно. Всегда за ужинами, на семейных встречах она была, как и муж, эмоциональной, разговорчивой. Она с интересом всегда расспрашивала собеседника и так же охотно отвечала на вопросы, в красках и артистично говорила даже об обычных мелочах.
А сейчас ее взгляд будто застыл, Вера хоть говорила много и быстро, однако при этом смотрела в одну точку. Оттого ощущение чего-то механического, застывшего становилось еще сильнее. Лев несколько минут обдумывал свои впечатления, пока вдруг не понял, что Вера Терехина не производит на него впечатления женщины, которая ощущает горе – ни подавленности, ни слез. Она выглядела беззащитной, оробевшей перед изменениями в своей жизни. Ведь больше не будет поддержки мужа, и ей, возможно, придется отказаться от своей праздности светской львицы, самой заниматься фирмой, делами, домом. Но не удрученной смертью любимого мужа…
Будто в подтверждение его слов Вера вдруг остановилась и перешла почти на шепот:
– Лев, я хотела попросить тебя об одном одолжении.
Гуров обратился весь в слух. Кажется, маска беззащитной женщины-девочки слетит сейчас и Вера покажет свое нутро. Еще одна маска…
Женщина долго не могла собрать слова в предложения:
– Журналисты… они узнали о смерти Василия, кто-то рассказал им, что обстоятельства смерти очень странные. И я хотела попросить, чтобы ты разобрался, что же все-таки произошло. – Нет, Вера все так же оставалась словно маленькой девочкой, которая напугана взрослыми проблемами. – Вдруг его фирма разорится из-за этих сплетен. Пожалуйста, могли бы вы проверить, чтобы все было как надо.
– Именно этим я и занимаюсь, – успокоил ее полковник Гуров.
И вдова с заметным облегчением выдохнула.
Опер продолжал:
– Поэтому я хочу кое-что у тебя узнать. Где ты хранишь свои драгоценности?
Лицо Веры наконец тронула хоть одна живая эмоция:
– Драгоценности? В сейфе… А что, почему такой вопрос?
– Здесь, в квартире? В загородном доме ничего не хранилось ценного? – Лев не торопился объяснять вдове свои версии.
Та лишь на секунду задумалась, а потом уверенно подтвердила:
– Нет, мы же там жили наездами. Когда Вася хотел уединиться от городской суеты, отдохнуть. Или если нужно было организовать праздник. За городом удобнее, места больше…
Фарфоровое личико вдруг стало еще бледнее, Вера прикрыла глаза:
– Коттедж мне всегда казался каким-то кусочком рая. Туда можно приехать, и все, больше нет проблем. Только тишина, свежий воздух, цветы кругом или снегопад, – на губах мелькнула тенью слабая улыбка. – С каждым годом мне там все больше и больше нравилось, так спокойно и плавно течет за городом жизнь.
Она беспомощно пожала плечами:
– Даже не знаю, что теперь делать с домом. Я не смогу туда приезжать… не смогу… забыть тот вечер. Но мне кажется, что если я его продам, то как будто части меня не станет. Как отрезать себе руку. Получается, что я не смогу больше вернуться в свое детство, почувствовать себя снова юной девочкой или невестой.
– Ты бывала в поселке Тихом в детстве? – удивился Гуров.
Вера рассмеялась:
– Тихий познакомил нас с Василием. Мы знакомы с ним с детства, дружили, играли вместе. Тогда поселок еще состоял из двух частей: дачи и обычные дома. Василий был городским, приезжал к деду на лето. А я была деревенской девчонкой. Он учил меня ездить на велосипеде, а я ему показывала кроликов, которых разводили мои родители. Это была такая невинная, детская дружба, и я была так счастлива тогда. Потом я выросла, вышла замуж, развелась, уехала из Тихого, стала тоже городской. Столько всего произошло, и однажды я приехала на кладбище навестить родственников, а когда шла от автобуса,
