Когда никто не видел - Хизер Гуденкауф
Дело № 92–10945. Из дневника Коры Э. Лэндри
22 декабря 2017 года
Лучше бы мне умереть. Презентация обернулась катастрофой. Какая же я дура. Фильм получился отлично, все аплодировали, а мистер Довер сказал, что мы проделали потрясающую работу. Проблемы начались позже, когда пошли вопросы-ответы и Бейли спросил, сколько девушек предположительно Уизер убил и скольких похитил.
Я вернулась к своей парте, вытащила из-под груды книг ежегодник и открыла на странице с фотографией Рэйчел Фармер.
Сама не понимаю, зачем вылезла. Ведь обещала же Вайолет и Джордин, что не буду, но не удержалась. И сказала всему классу, что, как утверждает большинство источников, изученных нами, пропало шестеро. Но на самом деле девушек было семь, потому что Рэйчел сбежала с Джозефом Уизером еще в 1991 году.
Я все бубнила и бубнила – даже не помню точно, что именно. Мол, Уизер на самом деле никого не убивал, а девушки сами решили с ним уйти. Они хотели остаться с Джозефом и ради этого были готовы бросить родных и друзей. Наконец я сообразила, что на меня больше никто не смотрит, а все уставились на Кейли Мартин, которая плачет за своей партой в дальнем углу класса.
– Заткнись уже! – прошипела Джордин и больно ткнула меня в плечо кулаком.
Я замолчала, а Кейли выбежала из класса. Мистер Довер послал за ней Вайолет, а нам с Джордин разрешил сесть.
Свою презентацию начала другая группа, но я не слушала, потому что была совершенно сбита с толку. Гейб наклонился вперед и прошептал мне на ухо:
– Ну ты и молодец, прямо Эйнштейн. Рэйчел Фармер была тетей Кейли.
Потом вернулась Вайолет и сказала, что Кейли заперлась в туалете, поэтому мистер Довер вышел из класса и не появлялся минут десять. Как только за ним закрылась дверь, Джордин разоралась на меня:
– Мы же, кажется, договорились не включать ежегодник в презентацию!
Я сказала, что очень сожалею и сама не понимаю, какая муха меня укусила, но она не слушала, а схватила ежегодник с моей парты.
– Держу пари, ты сама написала инициалы. – Джордин ткнула страницу мне в лицо.
Я возражала, что никогда не стала бы так делать, но скажу точно: она мне не поверила. Я посмотрела на Вайолет, но та уставилась в пол.
Затем кто-то сказал:
– Все знают о тете Кейли. Они с ее мамой были близнецами. Тетя пропала еще в юности, и больше о ней никто не слыхал. В память о ней в церкви каждый год заказывают поминальную службу.
– Ну ты и дура, – расхохоталась Джордин. – Небось, еще и считаешь Уизера настоящим.
И тогда я раскололась. Знала, что не должна, но закричала:
– Он и есть настоящий! Да! Он сам мне сказал!
Тут все принялись громко смеяться. Даже Гейб. Даже Вайолет.
– Заткнись! – заорала я Джордин. – Заткнись, заткнись! Каждый знает, что ты стерва. Даже Гейб так говорит!
– Ну а про тебя все знают, что ты психичка и воровка! – выкрикнула Джордин.
И тогда я ее ударила. Прямо по лицу. В классе стало тихо. Тут я поняла, что совершила очень большую ошибку. Даже целых четыре ошибки. Во-первых, велела Джордин заткнуться; во-вторых, публично объявила, что мальчик, который нравится Джордин, называл ее стервой; в-третьих, разболтала всему свету, что общаюсь с городской легендой, ну и в-четвертых, дала пощечину девочке, которая пользуется в классе самым большим успехом. Теперь мне конец.
Я была уверена: как только мистер Довер вернется в класс, Джордин на меня наябедничает. Но она промолчала. Просто уселась на свое место и открыла учебник по обществознанию. Мне почти хотелось, чтобы она меня сдала: тогда меня вызвали бы к директору, как-то наказали, и на этом бы все кончилось. А теперь придется ждать, чем же ответит Джордин.
Мистер Довер вернулся один, без Кейли, и сказал:
– Не волнуйтесь, ребята. У нее все нормально.
Не знаю, как я продержалась до конца урока. Мне было совсем худо.
Когда прозвенел звонок и все ушли, мистер Довер попросил меня задержаться.
Вот тогда я и расплакалась.
– Простите, – повторяла я. – Я действительно не знала.
– Конечно, не знала, – успокаивал меня мистер Довер. – У тебя и в мыслях не было ничего плохого, Кора.
Потом он долго меня обнимал, пока я не перестала рыдать. Утерев наконец слезы, я спросила, что мне теперь делать.
– Знаешь, собственный опыт подсказывает мне, что в большинстве случаев полезно попросить прощения, – сказал он, протягивая салфетку из коробки на столе. – Особенно если тебе действительно плохо и ты чувствуешь себя виноватой. Извинись, и все наладится.
Но не наладилось. За обедом я попыталась сесть рядом с Джордин, чтобы извиниться, но она сдвинулась, и ничего не вышло.
Я оглянулась на Вайолет, прося помощи, но та сделала вид, что не замечает, и продолжала есть бутерброд с арахисовым маслом. Все остальные бросали на меня недобрые взгляды и специально подвигались, чтобы я и к ним не могла подсесть.
Я огляделась в поисках миссис Моррис, зная, что уж она-то точно найдет мне место, но та стояла у стола мальчишек, которые расковыривали пакетики с кетчупом, и громко их распекала. В конце концов я просто вышла из столовой, отправилась к мистеру Доверу в класс и попросила разрешения посидеть там, пока обеденный перерыв не закончится. Он сказал «конечно» и, пока я пыталась не заплакать, поправлял бумаги на столе.
Остаток дня был не лучше. Когда я проходила мимо, все начинали перешептываться и смотрели на меня с отвращением. Даже учителя глядели странно. Хуже всего, что у меня не было возможности извиниться перед Кейли. Должно быть, она ушла в медкабинет или еще куда, потому что до конца дня я ее больше не видела.
Но хуже всего, что теперь каждый думает, будто я считаю Джозефа настоящим. Никогда не чувствовала себя глупее.
Я миллион раз пыталась позвонить Вайолет и Джордин, но они не отвечают на звонки, к тому же сейчас каникулы, и меня все ненавидят, поэтому даже поговорить не с кем. Мама постоянно спрашивает, что случилось, но я не могу ей сказать. Она бы ужасно расстроилась. Даже Кендалл заметила и попыталась меня подбодрить, пригласив посмотреть рождественские фильмы с ней и Эмери.
На DarkestDoor я тоже не вернулась. Надо бы разозлиться на Уизера. Ведь именно он надоумил
