Когда поют цикады - Стивен Амидон
– Не сомневаюсь, – кивнула детектив.
– Она выводит из себя по десять раз на дню, и в то же время она вроде ангела. Мне трудно объяснить. Для этого нужно ее знать.
Даниэль начала плакать. Она в жизни не плакала, и вот сейчас ее прорвало. Слезинки булавками кололи глаза. На столе материализовалась коробка с бумажными носовыми платочками – снова шеф полиции. «Так, – сказала себе Даниэль через двадцать-тридцать секунд. – И на этом хватит. Поплакала, а больше все равно уже не поможет». Она промокнула глаза, и белоснежный платочек стал черным как уголь.
– Как долго она жила у них? – тут же возобновила расспросы Гейтс.
– Почти три месяца.
– И была всем довольна?
– Да.
– А чем именно она у них занималась?
– Бетси была нужна компаньонка. Помочь ей оправиться. Хотя думаю, что она просто скучала по своим детям. Вы, наверно, знаете об их старшем.
– Да. Очень печально.
– А остальные выросли и разъехались. И ей нужно было над кем-то трястись. Поначалу я не верила, что из этого выйдет что-нибудь путное. Иден отнюдь не опытная сиделка. Но они действительно сошлись. Ах да, еще же была собака. Она за ней тоже присматривала. А собака…
– С ней все в порядке. Что вам известно о круге общения Иден?
– Совсем немного. Она не любила рассказывать о друзьях и знакомых. Мы часто ругались на эту тему.
– Почему же?
– В прошлом она несколько раз ошибалась с выбором, так что, пожалуй, я могла проявлять излишнюю строгость касательно ее компании.
– Значит, ее друзей вы не знали? Я имею в виду здесь, в Эмерсоне.
– Нет, никого. Но, зная Иден, нисколько не сомневаюсь, что они у нее имелись.
– И работы, как я понимаю, у нее не было? Помимо дома Бондурантов, я хочу сказать.
– Да, она только выгуливала собаку и не давала скучать Бетси. Они ей платили. Прилично. И отвели ей комнату – с отдельной ванной, огромной кроватью и большим телевизором. Но вы же и сами все видели. Может, в этом причина и была? Ограбление или что-то вроде этого?
– Разумеется, мы рассматриваем все версии. А вот вы упомянули ошибки Иден с выбором. Как вы считаете, могло ли у кого-то из ее прошлого возникнуть желание навредить ей тем или иным образом? У бывшего парня, например?
– Да отшитых целая уйма, но вряд ли кто из них был склонен к насилию.
– Можете назвать их?
– Мэтт, Рейшард… Знаете, мне нужно вспомнить.
– Если получится составить список, нам это очень поможет.
– Я сделаю.
– Так, а ваша дочь употребляла наркотики?
– Не до такой степени, чтобы это составляло проблему. Никаких шприцев или чего-то подобного.
– И у вас никаких предположений насчет цели того полуночного звонка?
– Никаких.
– Это было в ее духе, звонить так поздно?
– В последнее время нет.
Гейтс какое-то время пристально смотрела на Даниэль, затем спросила:
– Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с дочерью?
– Я ее мать.
– Можно поконкретнее?
– Наверно, можно сказать, что мы с Иден взяли паузу. Вообще-то, на деле все было не так плохо, как звучит. Просто, понимаете, после двадцати лет мы обе решили, что перерыв не помешает.
– Кстати, а где вы сами были прошлой ночью? – спросила детектив так, будто мысль только пришла ей в голову. – Вы сказали, что разговаривали с дочерью в семь…
Даниэль понимала, что со стороны полиции подозревать ее вполне естественно. Они же ее не знают. И она прекрасно отдавала себе отчет, как выглядит со всеми своими татуировками и вычерненными волосами. И тем не менее.
– Я была дома.
– И чем занимались? – подключился Прокопио.
– Поужинала, потом посмотрела фильм и легла спать.
– И что за фильм смотрели?
– Какой-то с Джулией Робертс. Она там притворялась, будто влюбилась в гея, чтобы ее другой приревновал. Не запомнила названия.
– «Свадьба лучшего друга», – немедленно подсказал Прокопио.
Обе женщины уставились на него. Затем Гейтс снова повернулась к Даниэль.
– Из дому не выходили совсем?
– Нет.
– Хорошо, примем к сведению.
Они говорили еще какое-то время. Шеф ушел. Гейтс снова осведомилась о бывших дружках Иден. Спросила о ее привычках, не рассказывала ли она что о пребывании в Эмерсоне. Полицейских интересовали настроения ее дочери, но это было все равно что выпытывать полетный план комнатной мухи. Даниэль понимала, что толку от нее мало. Детективы начинали повторяться.
Затем вернулся начальник и увел их на срочный разговор. После чего полицейские попытались быстро избавиться от нее, но так просто она не сдалась.
– Теперь я могу ее увидеть? – набросилась Даниэль.
– Вот что, мы уведомим вас об этом при первой же возможности.
– Но это будет сегодня, да?
– У них там свои распорядки. Но надеюсь, да.
– Спасибо.
– Сейчас один из наших сотрудников отвезет вас домой. У вас есть с кем побыть?
– Со мной все будет хорошо.
– Вы уверены? Мы можем прислать вам людей.
Существовал только один человек, с которым ей необходимо было побыть. Один-единственный, уже долгое время.
– Со мной все будет хорошо, – повторила она, хотя и подозревала, что это совсем не так.
Селия
Она прождала ответа Элис на свое сообщение все утро. Что было нетипично. Обычно подруга отвечала сразу же. А уже прошло почти три часа. Разумеется, Элис вполне могла еще дрыхнуть. Жаворонком-то она точно никогда не была. Будет очень досадно, если не получится встретиться. Им действительно необходимо поговорить о детях.
Да и выбраться из дома на какое-то время определенно не помешало бы. Строители шумели гораздо громче, нежели она могла предположить. Они приступили к разрушению патио сразу после семи, тем самым нарушив городское постановление о запрете проведения работ во дворе ранее восьми часов утра. Не то чтобы это имело какое-то значение. Никто не станет жаловаться на шум в доме Пэрришей в какое угодно время. Как-никак, именно Оливер разрабатывал правила в Эмерсоне.
Всего рабочих было четверо. Один орудовал отбойным молотком. Другой управлял экскаватором. Двое других созерцали процесс уничтожения с вдумчивыми минами, достойными судей Олимпийских игр. Их прибытие Селию с постели отнюдь не подняло: к тому времени она уже сидела в своем любимом солнечном уголке кухни с чашкой кофе. Оливер был в отъезде, и спать после рассвета в одиночестве для нее оказалось затруднительным. Когда рабочие принялись долбить истрескавшийся камень, ее проняло дрожью, прямо как при первом клацанье ножниц
