Когда никто не видел - Хизер Гуденкауф
Не знаю, работает ли он вообще, но чувствую себя чуть лучше, когда он лежит на расстоянии вытянутой руки.
На верхней ступеньке скулит Бумер. Вайолет прошлой ночью затащила пса к себе в постель, а короткие ноги и круглый животик не позволяют ему самостоятельно преодолевать лестницу. У меня руки и плечи вечно болят оттого, что я таскаю его вверх и вниз по ступенькам.
Я вздыхаю и отодвигаю стул от стола, но встать не успеваю: из своей спальни материализуется Макс. Он босиком, в любимой футболке со «Звездными войнами», потрепанной и полинявшей после сотен стирок, и в старых спортивных штанах, из которых уже вырос. Копна черных спутанных кудрей и заспанный вид делают его намного младше шестнадцати.
– Я спущу его, мам, – говорит Макс, подавляя зевок.
Часы на микроволновке показывают половину девятого. Сержант Грейди будет здесь в девять. Он просил меня привести Вайолет на допрос в участок, но я отказала. Слишком уж тяжелое впечатление осталось у нее с прошлого раза. В конце концов полицейский согласился прийти к нам утром.
Я заставила его пообещать не расстраивать Вайолет, а он, в свою очередь, взял с меня слово держать язык за зубами, пока он будет задавать вопросы. И еще пообещал, что мимо дома несколько раз за ночь проедет полицейская машина. Это чуточку прибавило мне оптимизма, и я немного поспала, но перцовый баллончик все равно держала под подушкой.
А теперь у меня есть полчаса, чтобы одеться самой, собрать и накормить Вайолет, прежде чем прибудет сержант. Я встречаю Макса внизу лестницы. Бумер удобно устроился у него на руках, и эта картинка не может не вызвать улыбки.
– Полицейский будет здесь через полчаса. Давай-ка одевайся, а я сделаю тебе тост.
Макс осторожно опускает Бумера на пол и, морщась, интересуется:
– А мне обязательно присутствовать?
– Думаю, тебе лучше послушать, – отвечаю я и убираю непослушный локон с глаз, а сын откидывает голову назад. – Занятий нет, и ты разве не хочешь знать, что происходит?
– Пожалуй. – Он пожимает плечами и открывает входную дверь, выпуская собаку на улицу.
– К тому же Вайолет, по-моему, будет чувствовать себя увереннее, если мы оба посидим рядом. Кстати, а что еще ты знаешь о Джозефе Уизере?
– Просто какая-то дурацкая городская легенда, – увиливает он от ответа, и я топаю наверх, чтобы одеться и разбудить Вайолет. – Похоже, он уже здесь! – кричит снизу Макс. – Полицейская машина подъехала.
– Вот же черт! Впусти его и скажи, что мы спустимся через минуту. – Я мчусь к спальне дочери, перескакивая через ступеньку. Надежда разбудить Вайолет мягко и постепенно теперь растаяла как дым. Придется торопить дочку, а это задача не из легких.
– Вайолет, солнышко, – я стараюсь, чтобы голос звучал бодро и беззаботно, – пора вставать.
Она только глубже зарывается в одеяло и что-то бормочет.
– Пойдем, милая. – Я откидываю одеяло. – Надо встать. Пришел сержант Грейди и хочет с тобой поговорить.
Дочь тут же навостряет уши, но не в хорошем смысле.
– Я не хочу с ним разговаривать, – стонет она. – Он злой.
– Вовсе он не злой, – возражаю я, стараясь говорить спокойно и ровно. – Сержант лишь пытается выяснить, кто обидел Кору. Разве ты не хочешь помочь ему?
– Я уже все сказала, – жалуется Вайолет.
– Ну, иногда полиции приходится задавать одни и те же вопросы, только по-разному. Просто скажи ему правду, и тогда он от тебя отстанет. Понятно? – Вайолет неохотно кивает и спускает ноги с кровати. – А теперь ты одеваешься, умываешься и причесываешься. И мы вместе спускаемся вниз.
Я иду в свою часть комнаты и роюсь в комоде в поисках чистой одежды. Потом натягиваю джинсы и футболку, сую ноги в кроссовки. По другую сторону перегородки слышно, как Вайолет делает то же самое.
– Позволишь пройти? – спрашиваю, не желая нарушать утренний ритуал дочери.
– Секундочку, – отзывается она.
Когда-нибудь у меня будет достаточно денег, чтобы перебраться в дом с бо́льшим количеством спален, а пока приходится терпеливо ждать либо этого, либо того момента, когда Макс уедет в колледж. Я беру с комода расческу и начинаю водить ею по волосам, дожидаясь разрешения пройти на дочкину половину.
– Мне нужно почистить зубы, – грустно произносит она и уходит, а я остаюсь. Из-под ее кровати выглядывает один из альбомов для рисования. Мне неловко, и я чувствую себя виноватой, словно подглядываю за дочерью, но иногда рисунки гораздо больше рассказывают о том, что с ней происходит. Вайолет – перфекционистка, когда дело доходит до рисования, и первые несколько страниц альбома заполняют картинки, которые она рисовала миллион раз: единороги, феи, лошадки, Бумер.
Надо признать, она очень талантлива, и дополнительные уроки рисования пришлись бы весьма кстати, поэтому безумно жаль, что я не могу позволить себе за них платить. Пролистываю альбом до середины и натыкаюсь на первые нерешительные штрихи какого-то изображения. Бумага замазана ластиком, рисунок не окончен. То же самое и на следующих нескольких страницах, пока не становится ясно, что она пыталась нарисовать портрет, хотя еще непонятно, мужской или женский.
Я продолжаю медленно переворачивать страницы, и в конце на меня пристальным взглядом смотрит молодой человек. У него длинный прямой нос и выступающие скулы. Хотя нарисована только голова, в нем чудится что-то старомодное. Может, дело в том, как зачесаны со лба волосы, или в серьезности лица: такое обычно ассоциируется со старинными портретами.
В любом случае для такой юной особы, как моя дочь, рисунок поразительно реалистичен. По центру внизу страницы значатся инициалы JW. У меня кровь стынет в жилах.
Кто это? Мог ли он притворяться Джозефом Уизером? И почему Вайолет его рисует? Или это просто картинка, которая не имеет никакого отношения к Джозефу Уизеру?
– Мам! – кричит снизу Макс. – Сержант Грейди уже здесь.
Вздрогнув, закрываю альбом и кладу его обратно под кровать, где и обнаружила.
– Иду, – откликаюсь я, на трясущихся ногах направляюсь в коридор и стучу в дверь ванной: – Ви, ты готова?
Вайолет открывает дверь. Хотя дочка оделась, умылась и причесалась, выглядит она по-прежнему измученной. Должно быть, минувшей ночью спала не лучше меня. Тонкая кожа под нижними веками испещрена фиолетовыми пятнышками, а в уголках глаз засохла так и не смытая сонная слизь.
Я обнимаю ее за плечи, и она не отстраняется,
