Черные крылья - Николай Иванович Леонов
Часть оперативников начала проверку документов, Гуров, Капа и Митрохин стали искать след фальшивок – благо химикалии, на основе которых их изготовляли, обладали характерным и очень запоминающимся для собаки запахом. Нашли на стойке бара, в сумочках нескольких дам из числа ВИП-гостей, у диджея. Банкноты были на первый взгляд теми же, что и в сумке, обнаруженной на аэродроме. Во всяком случае, это подтвердила собака и визуально опознал Гуров. Но Капа не сдавалась и потащила Гурова куда-то в подсобные помещения.
– Если Капа сказала, что нам туда, значит, нам туда, – объяснил Митрохин, да и полковник не спорил, потому что привык доверять умной собаке. Она вела их совсем не парадными лабиринтами клуба, а остановившись у одной из дверей – кажется, там была гримерка или что-то вроде того, – начала скрестись лапами. При этом овчарка гавкнула ровно один раз.
– Она говорит, что там есть один человек, знакомый, живой, – перевел Митрохин и, посмотрев на собаку, коснулся ее головы и спросил: – Живой?
Капа приглушенно гавкнула.
Льву этого было достаточно. Выломать дверь оказалось не сложно. Для того чтобы снять такую дверь, нужно бить не по замку, а по дверным петлям. Гуров вынес петли, машинально отметив, что понимает Крячко, на их работе ему уже давно не хватало того кипящего адреналина внутри, когда сам не понимаешь как, но буквально предугадываешь, когда пролетит пуля, есть ли стрелок за поворотом, а пистолет выхватываешь еще до того, как будешь знать точно, когда пустить его в ход.
Кутузова была в сознании, это хорошо. А еще она была очень зла. И если бы она могла убивать взглядом, то вошедшему Гурову бы точно досталось.
– Скотч! – первое, что сказала женщина, когда Гуров аккуратно снял у нее с губ линию липкой ленты. И точно, руки и ноги начальницы управления экономической безопасности были замотаны широкими слоями скотча. – Они что, не могли веревкой воспользоваться?! Это же… Это же негуманно! Дайте кто-нибудь воды, пожалуйста.
Митрохин и Гуров переглянулись и расхохотались. Ну в целом да. Действительно негуманно, как же так. И в живых оставили, и вместо веревки скотчем замотали.
Лев помог своей подопечной подняться на ноги и вышел в зал. Там шел допрос свидетелей, отдельной группой сидели те, у кого были найдены фальшивки.
– Дураки. Они еще не знают, что мы запустили разнарядку и те, кто платит стодолларовыми купюрами старого образца или пытается их заменить, попадают на камеры, – сердито сказала Инна. – А если выяснится, что деньги фальшивые, – то и в камеру угодят.
Гуров кивнул:
– Да, это все хорошо. А теперь рассказывай, что случилось и каким образом ты оказалась тут. Твой отдел искал тебя полтора дня по всем злачным притонам города.
– А оказалось, что я тут мартини пью в дорогом клубе, – сердито сказала Кутузова и добавила самокритично: – На самом деле я дура, конечно.
Она вздохнула.
– Ты не ранена?
– Да нет. Но мне кололи что-то. Не знаю даже что. Снотворное, скорее всего. Или успокоительное в лошадиной дозе. Я постоянно спала. И очень есть хочу. Два дня ничего не ела.
Гуров кивнул:
– Подожди меня. Две минуты. Пока можешь стрясти что-то с бармена. Может, у него есть какие-то закуски.
– Да я за эти закуски буду потом полжизни расплачиваться, – пробормотала Инна.
Гуров быстро назначил главных, распределил задания и повез Кутузову в больницу.
– Сначала тебя осмотрят, сдашь все анализы, узнаем, что за дрянь тебе кололи, потом все расскажешь.
Инна вышла где-то через полчаса. И там же, в больничном кафетерии, после плотного ужина она принялась за рассказ.
– Лев Иванович, по окончании этого дела я сама напишу рапорт и заявление об увольнении. Видите, какая я дура оказалась.
Гуров приподнял брови.
– После нашего с вами разговора я решила проследить за аэродромом. Ну ясно, в Реутово его использовали как какую-то перевалочную базу. Я не поверила вам, что там больше ничего нет, почему-то решила, что накрою сеть… Тем более фальшивки как раз за последнюю неделю по столице начали всплывать. В общем, следила. Вышла из машины, когда увидела, что ко мне от ворот кто-то бежит, кажется, это была девочка, совсем ребенок. Шел сильный дождь, позавчера, помните? Вот я подумала, что с ней что-то случилось, побежала и когда уже подошла совсем близко, то почувствовала укол в шею. Дальше ничего не помню, время от времени я просыпалась, один раз мне дали попить, помню, что человек в черном капюшоне сунул мне бутылку с трубочкой, я пила, а потом снова укол – и я опять заснула. Врач сказал, что, кроме обезвоживания, я вроде бы в порядке, анализы будут через два часа готовы. Знаете, у меня такое ощущение, что меня похитили, но не знали, что со мной делать. И самый большой мой позор в том, что толку в моем дурацком героизме не было никакого. Я не знаю, кто меня удерживал. Даже не могу сказать, мужчина это был или женщина, потому что та странная штука, которую мне вкололи, очень сильно меняла восприятие. Я все время была в каком-то полусне, в отуплении, что ли. И в голове все как ватой набито, мысли тяжелые, я даже не соображаю, что я вам говорю, если честно. Слова сами по себе, а я где-то в стороне сама по себе.
– Может быть, ты и права. Ладно, значит, так. У тебя сутки больничного. Отдыхаешь, отъедаешься и вспоминаешь все, что было. Мне нужен от тебя полный отчет.
Инна кивнула, и Гуров отвез коллегу домой, а сам поехал в госпиталь. Несмотря на поздний вечер, им с Крячко, по просьбе генерала, да даже двоих генералов – Катанов тоже постоянно незримо присутствовал в этом расследовании, в самом деле помогая всем, чем мог, – разрешили нарушать режим. А Лев пообещал, что обязательно расскажет другу в лицах, как прошла облава.
– Да не может быть, – Крячко покачал головой. – Инна в своем репертуаре. Почему опять пошла следить одна? Без поддержки, никого не поставив в известность. Орлов ее после таких фокусов точно погонит взашей. Да и я бы погнал. О чем она вообще думала? Сидела в засаде, а потом ее дружно искала вся королевская конница, вся королевская рать. И ведь никому ничего не сказала. Ты чудом сообразил, что ее нужно искать где-то по этим гадюшникам.
– Элитным клубам.
– Хорошо, элитным гадюшникам, – покладисто согласился Крячко. В свое время ему пришлось очень много работать с такими заведениями. И Стас имел полное право называть их «гадюшниками».
– Из хорошего: правда, я думаю что она вряд ли добивалась именно такого эффекта, но, судя по всему, начать где-то сливать
