Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
«Считает себя самым крутым, – заметила Кайла, когда мы все как-то пошли выпить в таверну „Белая лошадь“, а он отказался, потому что работал над рукописью. – Учился в Принстоне и мнит себя Фрэнсисом Скоттом Фитцджеральдом».
«Она просто злится, потому что как-то они один раз сходили на свидание, и больше он ее не приглашал, – пояснила мне Хэдли, когда Кайла вышла из комнаты. – Я ей сказала, что ей повезло – он тот еще сердцеед, наш Аттикус. Меняет девушек как перчатки, особенно ассистенток здесь – так что будь осторожна».
– Не так и ошибаюсь? – переспрашиваю я, думая о том, что из всего, что говорил мне Аттикус за время моей работы здесь, эта фраза ближе всего была по смыслу к «ты права». Возможно, все дело в том, что он редактор и привык исправлять ошибки – и поэтому не может перестать и в реальности исправлять людей.
– У этой обложки своя история. Когда Кертис Сэдвик нашел Веронику Сент-Клэр, он поехал к ней домой, в долину Гудзона, и оставался там, пока она не закончила рукопись. Потом он нанял местного художника, и тот нарисовал на обложке ее дом, а портрет девушки срисовал с нее самой… – Он наклоняется мне через плечо, всматриваясь в иллюстрацию в раме. Я ощущаю запах его старомодного лосьона после бритья и карандашной стружки. – Видишь, как повернуто ее лицо? Это чтобы скрыть шрамы от пожара. Они рисковали, выбрав в качестве обложки такой ретростиль. Кто знал, что безвкусный готический романчик все еще мог стать бестселлером в девяностые – или ты из тех девушек, кто считает его шедевром?
– Не знаю, шедевр это или нет, – осторожно подбираю слова я, – но поклонникам он нравится, и… – я стараюсь придумать какой-то умный аргумент. – И все те подростки, которые выросли, читая «Цветы на чердаке»[8], книгу оценили, ее стали сравнивать с «Джейн Эйр» и «Ребеккой». Она познакомила с готическим романом целое новое поколение девочек!
– Ха! – Отрывистый односложный звук, так он обычно смеется. – Помню этих девчонок в старшей школе. Они называли себя «девушками из Ненастного Перевала» и делали татуировки в виде фиалок.
– С твоих слов звучит как культ, – замечаю я. – Эти девочки уже выросли и передали его дочерям.
Я уже жалею о своем признании, что вообще читала «Секрет Ненастного Перевала», но потом он произносит:
– Я как-то в восьмом классе стащил книгу у сестры и прочитал за одну ночь. Думал, там будет что-то более сексуальное…
Он опускает голову и смеется, волосы падают ему на лоб. Поворачиваясь, я вижу, что он покраснел. В коридоре вдруг становится слишком жарко, и пространство будто сужается еще больше. Я смотрю на закрытую дверь в конце коридора.
– Мне надо идти, – говорю я. – Он хотел меня видеть. Думаю, меня уволят.
Аттикус неловко морщится:
– Ой-ой. – Он выглядит так, будто ему искренне жаль, но переубеждать меня не собирается. – Я, похоже, следующий. Если нас купит другая компания, то они, скорее всего, воспользуются услугами редакторов-фрилансеров. – И теперь я вижу, что за этим напускным образом он искренне встревожен – даже напуган. Что случится с Аттикусом Циммерманом, если издательство «Гейтхаус» выкупят? Не могу представить, чтобы он работал в большой корпорации. И что, если на то пошло, станет с Глорией? Ей, должно быть, под шестьдесят.
Поворачиваясь к кабинету, я чувствую, как здание давит на меня – в прямом смысле, как настоящий кирпичный дом, и в переносном, как издательство, опускаясь на мои плечи, словно… как там написала «любопытная поклонница»? «Гора секретов и лжи, балансирующая на краю пропасти».
В ответ на мой стук раздается отрывистое «Войдите!», которое как будто произносит капитан на мостике корабля. И действительно, Кертис Сэдвик стоит у большого круглого окна, напоминающего иллюминатор, широко расставив ноги, точно на палубе в неспокойном море, и смотрит на Гудзон, как настоящий капитан судна. Или как человек, который думает о том, как броситься за борт.
Где-то с минуту я стою и молча жду, а потом он поворачивается и вздрагивает, словно не ожидал меня увидеть – хотя вроде бы сам вызвал к себе в кабинет.
– О, я думал, это Глория… но… хорошо… Я хотел поговорить с вами… – Он указывает на стул перед своим письменным столом и сам садится в мягкое кресло. Откидывается на спинку, скрещивает длинные ноги и соединяет пальцы домиком, вновь принимая уверенную позу капитана у руля корабля, а не того, кто хочет прыгнуть за борт. Я сажусь ровно.
– Вы же Агнес? Агнес Кори? – Он смотрит в открытую папку перед собой, опустив голову, так что я замечаю несколько седых прядей у него на затылке. – И вы проработали у нас почти три месяца?
– В конце следующей недели будет три месяца, да, – подтверждаю я, вспомнив, сколько должен был длиться мой испытательный срок.
– И как вам у нас в «Гейтхаус»? – спрашивает он с обезоруживающей улыбкой. Как будто ему правда интересно мое мнение.
– Просто замечательно! – с энтузиазмом отвечаю я. – Все такие… – Уже собираюсь снова сказать «замечательные», но останавливаю себя, чтобы «избежать повторов» (любимая фраза нашего главного редактора). – Все так мне помогают! Я многому учусь у мисс Честейн.
– Диана – талантливый редактор, – замечает он. – Этим вы хотите заниматься?
– Да, – отвечаю я, надеясь, что это звучит не слишком самонадеянно. – То есть я понимаю, что предстоит много трудиться и мне еще многому нужно научиться…
– Почему? – перебивает он, глядя мне прямо в глаза.
– Почему что? – озадаченно переспрашиваю я.
– Почему вы хотите работать редактором? – терпеливо повторяет он. – Оплата низкая, в самой отрасли хаос, с авторами работать нелегко – если, конечно, на самом деле вы сами не хотите стать писательницей…
– Нет, – искренне отвечаю я. Всего за несколько собеседований я поняла, что в издательствах с подозрением относятся к ассистентам, которые хотят стать писателями. К счастью, у меня такого желания не было. – Моя мама писательница, и я знаю, какая это тяжелая жизнь. Я хочу… – Помедлив, я смотрю в окно. Поднимающийся над рекой туман смягчает очертания Вест-Сайд-хайвей[9] и пирсов. Мы и правда могли быть на борту корабля, плывущего по реке Гудзон. Может, поэтому Кертис Сэдвик так много
