Токсичный - Николь Бланшар
«Что еще ты можешь сделать? Как далеко ты готова зайти?» – в моей голове раздается шепот, очень похожий на голос Грэйсина. Как же так получается, что один человек, который должен следовать закону, способен меня сломить, а другой, который, как многие думают, является отбросом общества, может меня возвысить?
Я с волнением ступаю в дом, где провела последние несколько лет. За это время он стал источником ночных кошмаров, которые, как мне казалось, никогда не кончатся. Но сейчас я впервые не испытываю страха. На самом деле, именно отсутствие страха вызывает у меня наибольшее беспокойство. Это состояние придает мне уверенность в том, что я могу достичь всего, чего, без сомнения, и добивался Грэйсин. Направляясь на кухню, я осматриваю гостиную и замечаю портфель, лежащий у кресла, а также бокал бренди на приставном столике. Значит, Вик дома. Меня охватывает темное и сильное предвкушение, которое можно сравнить с тем желанием, что побудило меня притянуть Грэйсина к своему лицу и продлить поцелуй, ставший моим поражением.
Наверное, Вик сейчас в спальне, и при мысли о нем и постели в одном предложении мне становится нехорошо. Я могу с уверенностью сказать, что больше никогда не буду спать с ним, и никогда не позволю ему прикоснуться ко мне или причинить мне боль. Я лучше умру.
Я открываю холодильник скорее по привычке, чем по какой-то иной причине, и достаю свиные отбивные, которые собиралась приготовить на ужин. Эта рутина поможет мне успокоиться, усмирить бурю эмоций, которая зреет во мне, и избежать необдуманных поступков. Если только Вик не совершит какую-нибудь глупость.
Я разогреваю масло во фритюрнице на плите, а затем достаю морковь, картофель и другие необходимые ингредиенты для приготовления гарнира. Раскладывая продукты на кухонном столе, я слышу, как в спальне скрипит кровать. В животе зарождается тревожное чувство ожидания, а от звука его шагов в коридоре, когда под ними скрипит дерево, у меня перехватывает дыхание.
– Куда ты пропала? – спрашивает он с наигранной беззаботностью.
Именно так начинаются все наши «дискуссии». Он находит любой повод, чтобы придраться, а затем начинает возмущаться и, конечно, в конце концов, применяет физическую силу.
Я много читала о подобных циклах в литературе и наблюдала их в кино, поэтому мне было трудно поверить, что такая ситуация может произойти и со мной. Однако это произошло: он ударил меня, и после этого подобные инциденты стали повторяться снова и снова.
С меня хватит!
Опасаясь, что меня охватит гнев, я с особой тщательностью промываю овощи. Однако мое зрение начинает затуманиваться, словно я смотрю сквозь пелену. Выложив вымытые морковь и картофель на кухонный стол, я тру глаза, подозревая, что, возможно, переутомилась и слышу разочарованный стон Вика.
– Я с тобой разговариваю, – говорит он голосом, который раньше заставлял меня дрожать и съеживаться от страха, но теперь вызывает лишь раздражение.
Почему я так долго позволяла ему мучить меня?
Вместо ответа Вику я беру с разделочной доски нож и начинаю нарезать морковь тонкими ломтиками. Я представляю, как разрезаю оковы, которые он на меня наложил. Они так долго сковывали меня, что стали словно второй кожей.
Не проходит много времени, как эти цепи в моем сознании трансформируются в образ самого Вика. Я зажмуриваю глаза, пытаясь избавиться от этой картины, и начинаю нарезать морковь еще более яростно. Должно быть, Вик чувствует мое настроение и с его стороны очень мудро хранить молчание до тех пор, пока я не кладу нож на стол и не заменяю его овощечисткой.
Я чищу картофель, не поднимая глаз на мужа. Мне кажется, я опасаюсь что после этого все изменится, и какая-то важная часть меня уже никогда не станет прежней.
– Ты собираешься мне ответить? – спрашивает он, повышая голос, словно не может поверить, что я осмелилась его игнорировать.
Его послушная маленькая жена, с которой он прощался до вечера сегодня утром, исчезла. И он не знает, как с этим справиться. Должно быть, это его сильно расстраивает, однако силы, переполняющие меня, не поддаются измерению.
– Нет, – отвечаю я, ставя на плиту кастрюлю с водой, в которой буду варить картофель.
– Нет? – переспрашивает он неестественно высоким голосом.
Я ставлю на плиту еще одну кастрюлю с небольшим количеством воды для моркови и, прежде чем включить духовку, украдкой бросаю взгляд на Вика.
– Я не собираюсь отвечать на твой вопрос. Ты прекрасно знаешь, где я была.
– Что ты сказала? – он обходит стол и становится за моей спиной, угрожающе нависая. Я все еще держу в руках противень, который собираюсь поставить в духовку, и, подняв глаза, едва сдерживаю смех, увидев выражение лица Вика.
Его лицо покраснело, на висках выступили капельки пота, а нижняя губа слегка задрожала. Если бы я попыталась угадать его мысли, то предположила бы, что он испытывает удовольствие от зарождающегося конфликта. При одной мысли об этом у меня сжимается сердце.
Рука Вика судорожно сжимает кухонную столешницу, и я замечаю, как побелели костяшки его пальцев. Кожа на них уже неоднократно трескалась и заживала. Эти руки часто являются мне в ночных кошмарах, ведь раньше все, что ему нужно было сделать – это поднять их, пусть даже на чуть-чуть, и я бы немедленно подчинилась любому его приказу. Я бы в страхе отпрянула, словно робкий мышонок, которым меня часто называет Грэйсин. На протяжении последних лет страх был моим постоянным, хоть и нежеланным спутником. Но сегодня, даже когда его руки угрожающе сжимаются, я не чувствую страха. Мои эмоции словно обернули в вату и положили в стеклянную витрину. Если бы я была честна с собой, то должна была бы признать, что это было ожидаемо уже давно. Эмоциональное и физическое насилие со стороны
