Три твои клятвы - Питер Свонсон
Но эта дыра, черная и бездонная, осталась, и Эбигейл не могла полностью выбросить ее из своего разума.
Глава 9
Горстка замужних подруг рассказывали ей, что плохо помнят свои свадьбы: все прошло как в тумане. Мол, у тебя нет возможности толком поесть, не говоря уже о том, чтобы сделать это с удовольствием, и тебе крупно повезет, если ты сможешь хоть миг побыть наедине со своим супругом. Бо́льшая часть сказанного оказалась для Эбигейл в день ее свадьбы правдой, но она все равно была на седьмом небе от счастья.
Проходившая на верхнем этаже старого амбара церемония была похожа на сказку. Помещение освещали белые свечи. Помня несколько своих школьных выступлений на сцене, Эбигейл думала, что будет нервничать. Но с ней все было в порядке. Разве что оказалась чуть более взволнована, чем предполагала, осознавая всю значимость этого момента: она на всю оставшуюся жизнь посвящает себя одному человеку. В свадебном платье Эбигейл чувствовала себя великолепно. Она никогда не относилась к числу девушек, которые мечтают надеть на свадьбу идеально белое платье, и даже подумывала надеть черное, просто чтобы быть не такой, как все. Но затем нашла сайт, где продавались винтажные свадебные платья, и влюбилась в одно – сороковых годов, из органзы кремового цвета. Платье было простым – лиф без рукавов и юбка А-силуэта, – зато расшито бисером и пайетками. И, что важно, юбка была достаточно длинной, чтобы скрыть ее единственную татуировку – бесплодное дерево, тянувшееся от бедра почти до самого колена. Когда Эбигейл увидела себя в платье, с макияжем и прической (она дала парикмахеру фотографии Одри Хепберн из «Римских каникул» в качестве референса), ей показалось, что она смотрит на незнакомку, что теперь она – вымышленный персонаж, самозванка. Эбигейл сказала себе, что это естественное чувство, которое наверняка испытывает каждая невеста, хотя на самом деле она не была в этом уверена. Чувство отчуждения было неким образом связано с тем, что произошло в Калифорнии (Скотти, слава богу, не ответил на ее электронное письмо), но оно также было связано и с Брюсом. Кто этот богатый и заботливый мужчина? И кто она такая, что выходит за него замуж? Дело было не только в том, что Брюс был незнакомцем, но и в том, что порой она сама чувствовала себя незнакомкой. Как будто все, что она сейчас делала, готовясь к этой свадьбе, происходило автоматически. Эбигейл проходила все этапы как бы механически, и в целом ей это нравилось. Просто все казалось таким странным… Кто она такая? Девушка с художественным вкусом, уехавшая в большой город, чтобы стать писательницей? Или же провинциалка, девушка из маленького городка, как Зои? Как оказалось, Эбигейл не была ни той, ни другой. Она собиралась стать женой очень богатого человека. Что представлялось ей столь же странным, как и все остальное в жизни.
На Брюсе был элегантный классический смокинг от «Брунелло Кучинелли». Эбигейл поймала себя на мысли, что раньше ни разу не видела его в костюме. Он был спокоен и красив, а простуда, с которой он боролся последние несколько дней, прошла.
Отец Брюса, с которым до этого Эбигейл встречалась только раз, сидел рядом с ее родителями; выглядело все так, словно им удалось найти общий язык. Билл Лэм, водитель грузовика на пенсии, являлся более жесткой версией своего сына. Ему явно было неуютно в костюме, который купил ему Брюс. Однако он продолжал утверждать, что это лучший день в его жизни, и он даже танцевал позже вечером – несколько раз с матерью Эбигейл, а в какой-то момент со всеми подружками невесты.
Любимой частью свадьбы Эбигейл был коктейльный прием. Она не была суеверной, а потому не переживала из-за того, что жених увидит ее платье до церемонии, так что фотограф сделал снимки заранее, и после того, как их объявили мужем и женой, все смогли сразу пойти на прием. Тот был устроен на покатой лужайке, откуда открывался вид на реку Гудзон. На всякий случай там было установлено несколько палаток, но они не понадобились. Небо было ясным, температура – в районе пятнадцати градусов по Цельсию. Идеальное сочетание. Фирменным коктейлем был «Сайдкар», подаваемый в бокале для шампанского. Произносились тосты, гудел устричный бар, и когда каблук Эбигейл застрял в газоне и она едва не упала, Брюс успел вовремя ее поймать.
Ужин действительно прошел как в тумане, но, возможно, дело было в двух коктейлях. Эбигейл сумела съесть половину своего морского окуня с петрушкой и сливочным соусом и даже поразилась, что тот, несмотря на два часа на подогреваемом подносе, сохранил свой вкус.
Было произнесено еще больше тостов, включая тост от актера Мартина Пилкингема. Тот вогнал Эбигейл в краску, перечислив всех актеров «Боксгроува», в которых она когда-то была влюблена, включая Закари Мейсона, с которым Эбигейл потеряла девственность. На протяжение всего ужина Зои сидела рядом с ней и выглядела счастливой, хотя все еще не помирилась с Дэном. Она была любительницей хорошо и много покушать, но за весь вечер съела всего три стебля спаржи и выпила полбутылки вина и была первой на танцполе после окончания традиционных танцев. Во время второго выступления аккомпанирующей группы Зои поскользнулась и рухнула на пол, и когда шафер Брюса, Дэррил Чо, женатый программист из Калифорнии, помог ей подняться, она отблагодарила его поцелуем в губы. Другие подружки невесты помогли Зои дойти до ее номера, а затем доложили Эбигейл, что им удалось снять с нее платье, прежде чем она отключилась на кровати.
Ближе к концу вечера Эбигейл заметила родителей, сидевших вместе за столиком на краю танцпола. До этого оба танцевали и теперь выглядели потными и уставшими. Эбигейл подошла к ним и села рядом.
– Баскины оригинальным составом, – сказал Лоуренс. – Снова все вместе.
– Надеюсь, вам весело? – поинтересовалась Эбигейл.
– Боже мой, да, –
