Стеклянный дом - Сара Пекканен
Меня поражает, как Бет и Иэн спокойно выстраивают диалог, говорят по очереди, – так делают многие женатые пары. Отказаться от старых привычек сложно, уж я-то знаю. Я все еще сплю на левой стороне кровати, будто сохраняю вторую половину за Марко.
– Еще она обучает Роуз дома, – продолжает Иэн. – Роуз сейчас не ходит в школу.
– Прошу прощения… – В коридоре, на том самом месте, где только что стояла Роуз, возникает учитель музыки.
В руках у него черная папка для нот с серебряными петельками. Он настолько худ, что его грудь кажется вогнутой. А как бледен! Поневоле начинаешь беспокоиться, не болен ли он. А вот сильный и глубокий голос не сочетается с хилым телосложением, он будто принадлежит гораздо более крепкому мужчине.
– Хотите перенести занятие?
– Простите, Филип. Да, давайте перенесем. За это занятие мы, конечно, заплатим.
Учитель наклоняет голову так низко, что его кивок напоминает поклон:
– Всего доброго, не провожайте меня.
Я чуть смещаюсь в сторону, чтобы не упускать из виду Роуз и Гарриет, идущих к качелям, но продолжаю смотреть на Бет и Иэна.
– Насколько я понимаю, у вас появилась боязнь стекла, – говорю я.
Бет кивает, рот плотно сжат.
Иэн подходит ближе к жене и тихо произносит:
– Тина погибла при падении, разбив окно… Стекло разлетелось на острые как нож осколки, и Бет порезалась до крови. Теперь она не выносит ничего, что даже отдаленно напоминало бы ей о том, как умерла Тина. – Застыв как скала, он изучает меня немигающим взглядом.
Тут я замечаю, как что-то мелькает на улице, и всматриваюсь: Роуз бежит на луг, где пасутся лошади, ее огненно-рыжие волосы развеваются на ветру. Гарриет опирается на трость, наблюдая за внучкой.
– Куда торопится Роуз? – спрашиваю я.
Бет оборачивается:
– К Душечке и Табакерке. Это наши кобылы. Общение с ними успокаивает Роуз.
Подбежав к серой в яблоках лошади, девочка обвивает ее ногу руками. Кобыла стоит не шевелясь и явно ничего не имеет против.
– Кажется, что только лошади ее и радуют, – тихо говорит Иэн.
С этими словами он вручает мне ключик от сердца моей маленькой клиентки.
12
Я не раз становилась свидетельницей ужасных баталий между людьми, которых когда-то связывали семейные узы.
Мать подделала письмо врача, подтверждавшее, что у ребенка обнаружились следы жестокого обращения, после того как он побывал у отца.
Отец подсыпал сахар в свой бензобак и пытался повесить это на мать, чтобы доказать ее якобы психическую неустойчивость.
Родители одного клиента практически стали банкротами после двух лет борьбы за опеку, постоянно споря по пустякам, к примеру: в чьем доме – отца или матери – будет находиться саксофон ребенка. В результате война за саксофон обошлась им в несколько тысяч долларов на покрытие юридических расходов; покупка второго музыкального инструмента вышла бы намного дешевле. А стресс ребенка и последующая интенсивная терапия стоили им еще дороже.
Никогда прежде ни одно дело не поглощало меня так, как это. Поэтому я нарушу очередное правило. Я не возьму других клиентов, пока не закончу дело Баркли. Я буду целиком сфокусирована на Роуз; нельзя медлить с остальными запланированными встречами по этому делу. Все прочее подождет.
Я просто обязана обеспечить безопасность Роуз как можно скорее. Пытаясь унять дрожь, думаю о гнетущей, жуткой тоске, которая грызет меня всякий раз, когда я переступаю порог дома Баркли.
Еще мне необходимо побеседовать с Бет, Гарриет и учителем музыки (я про себя называю его Дистрофиком), а также поговорить с Роуз наедине. Но сначала нужно увидеться с доктором Джиной Маркман – психиатром Роуз.
На город надвигаются сумерки, я стою перед зданием, в котором находится офис доктора Маркман. Разглядываю место, где Роуз подобрала осколок стекла. Тротуар чисто выметен, поэтому ничего не нахожу. Я открываю тяжелую дверь, миную лифты в холле, чтобы привычно подняться по лестнице на седьмой этаж. Делаю это не в качестве физической тренировки, а потому, что у меня жуткая клаустрофобия и я не переношу лифты.
В приемной офиса 726 несколько мягких кресел и полка с глянцевыми журналами. Никого нет. Доктор Маркман сообщила, что у нее сегодня весь день расписан и она сможет принять меня только после шести вечера, когда прием закончится. Я пришла раньше, поэтому решаю присесть. Проходит десять минут, ее все еще нет.
Разумеется, доктор – занятой человек. Но я уверена, это не единственная причина, по которой она заставляет меня ждать.
Психотерапевты обязаны соблюдать конфиденциальность, если только их клиент не представляет угрозы для себя или для остальных. Я в числе тех немногих людей, кто может получить ордер от судьи, который обяжет психотерапевта разгласить информацию о своих несовершеннолетних клиентах. Мне пришлось направить доктору Маркман именно такой ордер, чтобы она согласилась встретиться со мной. И это ее ответный ход.
В четверть седьмого слышу стук каблуков по деревянным полам коридора, извещающий о ее прибытии, прежде чем она появляется в поле зрения. Меня раздражает даже звук ее быстрых энергичных шагов.
Когда она входит, я поднимаюсь и протягиваю ей руку:
– Я Стелла Хадсон. Спасибо, что согласились встретиться со мной.
Будто у нее был выбор.
Она поразительно красива. Афроамериканка с безупречной кожей и короткой стрижкой. Выглядит молодо, словно аспирантка, – интересно, она так же талантлива, как и Роуз?
– Джина Маркман.
Несомненно, она выигрывает оттого, что не представляется как «доктор Джина Маркман». А еще мне нравится ее стильный образ: на ней широкие черные брюки и ярко-розовая шелковая блузка с запа́хом.
– Могу уделить вам тридцать минут. Давайте поговорим в моем кабинете.
Вообще-то, я вправе задать ей сколько угодно вопросов. Но я знаю, что в глубине души она добрый человек и пытается защитить своего клиента. Надо дать ей понять, что у меня такая же задача. Что мы с ней в одной команде.
Доктор Маркман приводит меня в свой кабинет, который оказывается меньше, чем я ожидала. Она садится за стол, я – на стул напротив нее. У доктора Маркман на зависть аккуратный стол, на нем только ноутбук, беспроводная мышь, серебряный нож для вскрытия конвертов и хрустальная конфетница. На стене висит копия картины Дега, а также картина с изображением океана на рассвете. Ее дипломы – Колумбийского университета для студентов выпускного курса и медицинского факультета Университета Тафтса – висят в рамках бок о бок. В окно, выходящее на город, вижу серовато-белую верхушку монумента Вашингтону.
Детей в этом кабинете обрадует разве что конфетница с карамелью. Интересно, как Джине удается работать
