Я говорю не с тобой - Анастасия Борзенко
Цвет ее маленькой серой машинки потрясающе сочетался с цветом листвы дерева, у которого она ее парковала. Листва свисала над капотом яркими гроздьями, настолько сочными своим цветом, что дерево казалось ненастоящим. Будто бы кто-то намеренно пририсовал ствол и пушистую крону багряных листьев…
В детстве мне часто представлялось, что наш мир всего лишь чей-то кукольный домик и хозяин этого домика волен менять все по своему вкусу и желанию. Я вспомнил свои мысли, когда подошел к окну с чашкой кофе и увидел то дерево. Богом клянусь, если бы я был ребенком, то представил бы как ночью большой великан поставил дерево у машины.
Я уже был одет в рабочий костюм и с удовольствием глотал только что сваренный кофе.
Она вышла в привычное время и направилась к машине, что-то весело напевая себе под нос и очень долго копалась в лаковой зеленой сумочке, сумочка отлично сочеталась с высокими ботфортами точно такого же оттенка. Где она смогла такие найти, ума не приложу…
Оттенки не различались ни на тон, не на заказ же она сшила и то и другое? Если бы это оказалось правдой, я нашел бы ее еще более восхитительной.
Прекрасные колени рыжеволосой женщины были закрыты голенищами и затянуты чуть выше худых ровных чашечек тугими ремешками, и когда она делала шаги, под подолом платья показывались полоски бледной гладкой кожи. Материал приподнимался всего на несколько миллиметров, но это выглядело идеально.
Если бы юбка была короче, я нашел бы ее женщиной, пренебрегающей приличиями. Ниже — застенчивой старой девой и потерял интерес ту же секунду. Но нет, в ней все было гармонично…
Она кружилась, наступая лаковыми сапожками на листья и с большим удовольствием наблюдала, как он разбегаются от нее в воздухе. И ловила их своими острыми красными коготками. В ее глазах было столько восторга, что не описать словами…
Женщины после определенного возраста не в силах так искренне радоваться, им только кажется, что в силах. Они так душат себя собственным подсознанием, что не в силах быть непосредственными, уж я-то достаточно насмотрелся на женщин по долгу службы. Даже радость от выигранных дел не позволяет им раскрываться так, как они могли бы.
Все, на что способны их глаза — скупые и сдержанные улыбки. Они смеются только губами, обнажают зубы, морщат свои миленькие носики, изображают искренний громкий смех, но их глаза будто бы говорят «хорошо». Скупое и без эмоциональное «Хо-ро-шо».
Глаза рыжеволосой женщины кричали, кричали о своем настроении всему миру и сложно было подобрать одно слово, которое бы с легкостью смогло описать его. Какая-то добрая сумасшедшинка искрилась из ее глаз, когда она улыбалась.
Когда она увидела дерево, то застыла от восторга, будто бы ей явилось самое настоящее чудо. Дерево над ее машиной и было чудом — я уже говорил, за одну ночь оно так преобразилось, что казалось совершенно нереальным, совершенно сказочным!
Вы когда-нибудь смешивали чистый желтый с зеленым и оранжевым? Попробуйте… И нарисуйте полученным цветом линию. Вот такого оттенка была листва дерева.
Рыжеволосая женщина бросила сумочку на капот машины и медленно подошла к дереву, ее руки восторженно касались подбородка, и она подгибала колени, словно встретила давнего знакомого и была безумно рада неожиданной встрече.
Она завертелась в разные стороны, в поисках кого-то, с кем можно было бы поделиться своим восторженным состоянием и обсудить это чудесное дерево. Если бы я мог, с удовольствием бы выскочил к ней и разделил минуты счастья.
Пока я обдумывал эту мысль, мои глаза слились в одно целое с ее волосами, они расползались по ветру в разные стороны, будто золотые змейки, а потом смиренно собирались вместе. И снова расползались…
Женщина обняла дерево и стояла так несколько минут, а потом опустилась перед деревом на колени. Пышная юбка приподнялась, и я увидел часть бедра…
Красный материал легко взлетел всего на мгновение и опустился на землю легкими волнами. Это был бесподобный момент. Я разглядел кусочек черного кружева, на ней были кружевные трусики и вовсе не было чулок или колгот.
Она принялась собирать крупные листья и складывать из них букет, будто это были самые красивые в мире цветы. Она выбирала самые ровные и прямые листья, те, которые не подходили, брезгливо отбрасывала в сторону. И при этом так кривила свои безупречные алые губы, словно находила в кривых и иссушенных листьях такое отвратительное уродство, что это портило ей настроение.
Я вдруг понял, что со временем мои впечатления сотрутся… Годы заберут их и износят воспоминаниями так, что все потеряет смысл. Мне не хотелось, чтобы все потеряло смысл, и я вдруг решил написать картину, чтобы не упустить ни одной детали. Представляете?
В ту же секунду снял пиджак, поставил к окну мольберт и с головой ушел в работу… В офис я не поехал, сославшись на мигрень. В октябре многие ссылаются на мигрень.
Дерево и машину написать труда не составило, но на волосы я извел целую дюжину кистей, пока получил то, что хотел. В итоге они вышли потрясающе, будто бы и в самом деле шевелились на холсте от дыхания лёгкого ветра. Мне идеально удалось передать их структуру и тон…
Она сидела у дерева с пышными листьями в руках и улыбалась. Ее ровные ноги были согнуты в коленях, а красная юбка расположилась поверх них легкими трепетными воланами. Я дал картине название «Цветы для золотой Горгоны».
И чувствовал себя так, будто сам подарил ей этот букет, а она искренне и счастливо его приняла. После я писал для нее еще букеты: ноябрьские розы, январские лилии, февральские ландыши…
Временами рыжеволосая женщина и правда ходила на свидания с мужчинами, но всегда возвращалась одна. С букетом и с грустью в глазах.
И в такие моменты я брал кисти и позволял себе вносить изменения. Я убирал из ее прекрасных зеленых глаз грусть, добавлял чарующую тревожность, и представлял, что все цветы в ее руках были подарены мной, я бы уж точно никогда не позволил ей быть грустной или разочарованной.
Со временем я понял, что мне этого мало и решил, что готов пригласить рыжеволосую женщину на свидание. И приготовил для нашей встречи особенный холст…»
— Я хочу кофе! — Амелия с удовольствием закрыла ноутбук и вытянула руки над головой, вмиг по телу разлилось приятное расслабление и шея приятно захрустела. На свежем воздухе писалось легко и непринуждённо, и супруг больше
