Забыть о девочках - Жаклин Баблиц

– Воды! – хрипит она проходящему мимо официанту, радуясь про себя, что Эмити опаздывает.

Прибыв наконец в ресторан, Эмити Грин останавливается в дверях и что-то ищет в телефоне. Для Рут это возможность вблизи рассмотреть женщину, все фотографии которой во всех социальных сетях она уже досконально изучила. Вне всякого сомнения, она красива, умопомрачительно красива. Рут вдруг замечает, что Эмити очень похожа на Шэрон Тейт – актрису, которую постигла злая участь, – и задается вопросом, знает ли она об этом. Оторвав взгляд от телефона, Эмити одаряет только что подошедшего Нико лучезарной улыбкой, затем наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Нико указывает на Рут, наблюдающую за этой сценой со своего места, и теперь ослепительная улыбка светит в ее сторону.

– Приве-е-е-е-ет! – говорит Эмити, подходя к столику. – Прости, что опоздала. Эти пробки!

Рут почти уверена, что Эмити тоже пришла сюда пешком, поскольку живет совсем недалеко, но она понимающе улыбается, а Эмити тем временем усаживается напротив, окутанная ароматом дорогой косметики и парфюма.

– Я Эмити, – зачем-то добавляет она и протягивает руку, на пальцах – уйма бриллиантовых колец.

– Спасибо… спасибо, что согласилась встретиться, – бормочет Рут, тоже протягивает руку (без единого колечка) и предлагает заказать что-нибудь выпить.

По правде говоря, Рут оказалась совершенно неготовой к тому, какие чувства у нее вызовет встреча с женщиной, которая в детстве знала Итана Освальда. А потом выросла и по какой-то причине вышла замуж за серийного убийцу. Неожиданно ее разбирает смех, потому что… ну как к такому подготовишься?

– Что смешного? – спрашивает Эмити.

– Просто я очень рада познакомиться, – отвечает Рут.

Она слегка удивлена, потому что так и есть.

Пока это первые правдивые слова, сказанные ею Эмити.

– «И ты действительно ничего не знала?» – Сымитировав укоризненный тон человека, приотворяющегося другом, Эмити закатывает глаза и вздыхает: – Этот вопрос задают мне все поголовно. – Она прищуривается. – Но ты, Рут, кажешься другой. Поэтому я и согласилась встретиться.

– В каком смысле другой? – спрашивает Рут, потягивая вино.

Эмити допивает уже второй бокал шампанского.

– Ну, для начала, тебя нет ни в одной социальной сети. Я проверила. И мне это нравится, потому что ты не представляешь, сколько людей желают со мной поговорить только затем, чтобы хорошо выглядеть на моем фоне.

Рут молча кивает. За последние полчаса она поняла, что оптимальной тактикой будет просто позволить Эмити выговориться: поток бессвязных мыслей и частые отступления обязательно выведут на что-нибудь интересное. А эта ее привычка ненадолго замолкать и постукивать наманикюренным указательным пальцем по винирам на передних зубах – кажется, что вот-вот последует откровение. Действует завораживающе.

Не говоря уже о том, что безудержное многословие Эмити избавило Рут от необходимости выдумывать что-то еще о подкасте. Пока избавило.

Будто прочитав ее мысли, Эмити испускает еще один вздох:

– Меня уже звали в подкасты, но никто не хочет говорить обо мне. Всем нужен Эрик. Как будто ему и без того мало внимания. – Она хмурит брови и добавляет: – Не пойми меня неправильно. Мне очень жаль тех проститу… тех работниц секс-индустрии, которых он убил. И если бы я что-то об этом знала, я бы обязательно рассказала. Любой бы рассказал, да?

Рут опять кивает.

– Но я ничего не знала. Понятия не имела.

Эмити делает глоток шампанского, вертит в руках бокал и смотрит на него изучающим взглядом. Похоже, что-то обдумывает.

– Я буду участвовать в твоем подкасте. Но только если ты не станешь выставлять меня в дурном свете. Мне надоело удивляться людям. Ничем хорошим это не заканчивается.

На этот раз Рут не может просто кивнуть. Настал момент, когда нужно признаться. Спросить об Освальде и отказаться от ухищрений с подкастом. Она открывает рот, чтобы все честно рассказать, но тут Эмити наклоняется вперед.

– С какого именно времени мне начать? – спрашивает она. – Потому что Эрик не первый, кто причинил мне боль.

Ноготок опять постукивает по переднему зубу.

– Мм… не важно. С того времени, которое ты считаешь отправной точкой, – отвечает Рут, и ее решимость испаряется одновременно с появлением твердого огайского «р» в речи Эмити.

– Я во всем виню Джули Джордан.

– Джули Джордан?

– Да, Рут. Джули Джордан. Из мюзикла «Карусель»[4]. – Эмити делает паузу, отпивает шампанское уже из третьего бокала и, не опуская его, смотрит на Рут. – Знаешь о таком?

– Немного, – отвечает Рут.

– Прекрасно. Хочу донести до всех: мою жизнь испортила Джули Джордан, чтоб ей было пусто.

– Как это? – не понимает Рут.

– Ты хотела знать, когда в моей жизни все пошло наперекосяк, да? Так вот, отвечаю: в тот день, когда мне досталась роль Джули Джордан в школьной постановке «Карусели». Все жутко злились на меня, потому что я была всего лишь в десятом классе, но мистер О. решил, что я сыграю лучше любой старшеклассницы.

– Мистер О.? – переспрашивает Рут, стараясь, чтобы на лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, учитель музыки в старших классах. Он руководил постановкой. Это была его затея. В детстве какой-то старик-сосед показал ему «Карусель», и он помешался на ней. Благодаря ему и я полюбила этот фильм.

Эмити ненадолго умолкает и снова постукивает ногтем по передним зубам. Пока Рут наблюдает, как она готовится выложить следующую историю, в голову приходит интересная мысль.

– Не против, если я запишу на телефон? – спрашивает она.

– Ничуть. – Эмити пожимает плечами. – Хотя это не о серийных убийцах.

«Знала бы ты», – думает Рут, но улыбается и говорит Эмити, что если это важный опыт в ее жизни, то для подкаста это тоже важно.

– Мне интересно, откуда ты родом, – говорит она.

– Клево, – отвечает Эмити и опять пожимает плечами.

Стараясь не показывать дрожь в руках, Рут кладет телефон на стол, открывает голосовые заметки и нажимает кнопку записи.

«Мистер О. говорил, что все решает доверие. Постоянно это твердил. „Я очень ценю доверие, Эми. И ты должна мне доверять, если хочешь безупречно сыграть роль, а я знаю, тебе это по силам“.

Рут, он был учителем. А мне было четырнадцать лет. Так что… я ему доверяла.

После уроков он стал проводить индивидуальные занятия – учил петь, правильно дышать, правильно двигаться. Сперва эти занятия проходили в музыкальном зале, где обычно репетировал наш хор, но потом он пригласил меня к себе домой, и мы занимались уже не сразу после школы, а по вечерам. Мои родители об этом знали, и никому это не казалось странным. Ни им, ни мне. Я просто хотела быть очень похожей на Джули Джордан. Мне казалось, что я