Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов
Говорить мы не могли, общались прикосновениями. Мишка придержал меня за плечо — метрах в двадцати колебался огонек. Второй, третий… Как горящие бабочки…
Мы пали на землю и поползли меж могил. И тогда я услышал музыку: классическую, далекую, из-под земли. Сколько проползли? Метров пять.
Прямо-таки раскаленный добела луч какого-то спецфонаря ослепил. Мне бы лежать, а я вскочил — выстрел и свист пули над головой прозвучали одновременно. До следующего выстрела оставались какие-то секунды; Мишка прыгнул и загородил меня своим телом, поэтому вторая пуля попала в него, и он рухнул куда-то за высокую могилу. Третьего выстрела я не допустил, разрядив всю обойму «Макарова» в фонарь и в блуждающие огоньки…
Страх за Мишку бросил меня к высокой могиле. Он улыбнулся и сел; и, улыбнувшись еще раз, встал.
— Борька, на мне бронежилет.
— А почему упал?
— Сшибло динамическим ударом, а так ни царапины.
На выстрелы сбежались все сотрудники…
Теперь о мистике. В дьявола я не верю, потому что негоже оперативнику бояться чертей — они пусть нас боятся.
И к вере в Бога я не склонен: работник милиции сталкивается с такой бесчеловечностью, которую Бог, существуй он, не допустил бы.
А всякая мистика, в конечном счете, объяснима. Взять хотя бы кладбище. Там похоронили крупного «авторитета». В основании креста был вмонтирован музыкальный центр, у могилы стояла круглосуточная охрана, съезжалась братва и ежесубботно его поминала… Кстати, одного бандита я уложил и двоих ранил.
Всякая мистика объяснима. Только одного не могу до сих пор ни понять, ни объяснить…
Тюнин спас мне жизнь, закрыв от пули своим телом в бронежилете… Но ведь Тюнина в конечном счете бросил мне на грудь мертвый Зятьков? В благодарность за возвращенные его семье деньги?
Дэвид КЕЙС
ЧУДОВИЩЕ
Утро выдалось прекрасное, ярко светило солнце. Ральф Конрад вышел из отеля «Бридж» и, подвигав плечами, поудобнее устроил рюкзак на спине; он улыбнулся, глядя в лик еще низко стоящего солнца, и вытер лоб носовым платком в красный горошек. На автостоянке было несколько машин, но дорога в этот ранний час оставалась пустой, и Ральфу это безмятежное спокойствие очень нравилось. А особенно ему понравилось то, что администратор в отеле, сонный и плохо соображавший, сделал при расчете ошибку в десять шиллингов в его, Ральфа, пользу, а он был бережлив и даже, можно сказать, скуповат. Потому он, кстати, и отправился в пешее турне по Дартмуру. После ухода несколько лет назад на пенсию он подумывал заняться игрой в гольф — моцион человеку необходим, — но расходы, связанные с этой игрой, беспокоили его больше, чем собственная полная неспособность предсказать путь мяча, а поскольку прогулки по открытой местности не менее полезны, чем забавы с белым мячом и лунками, Ральф отказался от гольфа в пользу неспешных пеших путешествий. Он обошел весь Северный Уэльс и уже третий день ходил по Дартмуру. Он собирался когда-нибудь погулять и по континенту, но конкретных сроков визита в Европу не устанавливал, ибо любил английскую жизнь, к которой привык; ему нравилось неторопливо приближаться к какому-либо месту, где — он точно это знал — его ждет горячая пища и удобная постель; все будет знакомым и родным, язык тоже будет родным — на этом языке так приятно поговорить у камина после долгого пути… А еще он слышал, что на континенте все ужасно дорого.
Ральф вышел на хайвэй и побыстрее, пока администратор не обнаружил свою ошибку, отошел от отеля подальше. На нем были прочные ботинки, и он нес трость для ходьбы со встроенным в рукоятку электрическим фонариком; карта помогала ему ориентироваться на местности, к тому же он умел пользоваться наручными часами с компасом для определения сторон света. Подобное умение весьма ему нравилось, ибо избавляло от необходимости тратиться на компас. При себе он имел легкий ленч и термос с кофе, а к следующему месту назначения планировал без особых усилий подойти примерно в обеденное время. Весь путь был тщательно проложен на карте, и сейчас Ральф свернул с дороги на моховые болота.
Солнце грело все сильнее. Ральф подумал, что позже может стать совсем жарко, и прибавил скорость, чтобы потом, если заставит жара, можно было двигаться медленнее и не выбиться из расписания. Шел он вдоль гребня холма. Слева, внизу, извивался по болотистой почве ручей, справа, повыше, торчали по самому гребню каменные пики. Все эти пики были отдельно изображены на его превосходной карте, по ним он следил за своим продвижением, одновременно любуясь видами. Места эти были одними из самых красивых и пустынных в Англии, и Ральфу они очень нравились. Здесь он был совсем один. Шум машин и фабрик не нарушал его душевного равновесия, выхлопные газы не забивали сухой аромат хорошо выделанной кожи, а черный дым не портил изящества перистых облаков. Ручей поблескивал на фоне мхов, тяжелые ботинки Ральфа похрустывали, ступая на грубые пучки травы, или начинали чуть подхлюпывать, если ему случалось спуститься слишком низко по склону. Ральф глубоко вдыхал чистый воздух. Курить он бросил давно, когда повышение налога на табак сделало расходы несоразмерными получаемому удовольствию, но здешний чистый воздух был даже лучше никотина, и он похвалил себя за силу воли, помогшую отказаться от сигарет — а уж экономия какая получилась…
По прошествии приблизительно часа Ральф заметил большой плоский камень и сел отдохнуть. Он соскреб грязь с ботинок концом трости, отвернул крышечку термоса, налил в крышечку кофе и уже собрался пить, как вдруг заметил что-то в тростнике у ручья. Опустив крышечку с кофе, он присмотрелся повнимательнее. Однако никак не получалось разглядеть, что же это такое. Тут бы помогли солнечные очки, но Ральф считал, что относительная редкость солнечных дней не оправдывает покупку темных очков. А вот бинокль… интересно, сколько может стоить бинокль в ломбарде?
Ральфу не хотелось спускаться с холма, потому что почва внизу была болотистая и он мог промочить ноги, но он от природы был любопытен: а вдруг там лежит что-нибудь ценное? Да он себе не простит никогда, если пройдет мимо, не выяснив, что это такое.
Ральф встал на свой камень, чтобы посмотреть под другим углом, но так ничего и не разобрал. Похоже на человека, подумал он, но этого не может быть. Человек не станет лежать на этой мокрой земле. В химчистке сейчас такие деньги дерут…
Он опять сел
